должно быть, считали меня сумасшедшим или просто отчаянно счастливым человеком, но скорее все-таки сумасшедшим. Что же такое счастье? Я захотел вернуться в купе и поговорить с Николаем на эту тему. Я вообще люблю разговаривать с умными людьми, а еще больше их слушать — очень много полезного можно узнать. Подходя к своему купе, я краем уха услышал разговор за закрытой дверью. Не то чтобы я хотел подслушивать, просто не хотелось прерывать разговор.
— Он еще не готов, — говорил Николай. — Мы его только спугнем.
— У него очень мало времени. У нас всех очень мало времени, — отвечал женский голос. — Если мы будем
медлить, то…
Разговор прекратился, и у меня тревожно заныло сердце. Дверь резко открылась, на меня смотрела та самая девушка в черной одежде. Было очень неловко, я стоял и не знал, куда себя деть, сгорая от стыда. Надо было просто зайти в купе. С одной стороны, я поступил вежливо, с другой, я все же подслушивал. Что ж, не зря говорят: не делай добра — не получишь зла.
— Привет, — пробормотал я. — Извините, я не собирался подслушивать. Просто не хотел перебивать.
С одной стороны, если я не объясню ситуацию, то попутчики могут подумать, что я и правда подслушивал. С другой стороны, если начну оправдываться, они… подумают так же. Сложная это штука — общение с людьми.
Голос мой дрожал, да и сам я весь как-то съежился под суровым взглядом девушки. Как назло, она была еще и очень красивой, а я всегда нервничаю, когда разговариваю с красивыми девушками. Я узнал ее, это была та самая девушка в черном. Она же быстро сменила гнев на милость, тепло посмотрела на меня и пригласила за стол.
— Что вам снилось сегодня ночью? — спросил Николай.
— Ничего, я же вроде говорил. — Я покосился на девушку.
— Ох, где мои манеры? Знакомьтесь, это Дарья, моя помощница.
— Ваша помощница? Я видел ее несколькими днями ранее, она была тут еще до вас.
— Ну и что? Мы просто сели на разных станциях. Молодой человек, вы меня в чем-то подозреваете?
— Нет, извините, я просто нервничаю.
— Что же послужило причиной?
Действительно, что же послужило причиной того, что я так разволновался? Я начал вспоминать, что же мне все-таки снилось, но опять потерпел неудачу.
— Я пытаюсь вспомнить сон, но у меня ничего не получается. Я точно знаю, что сон был, я его просто не помню.
— Это не повод для волнения. Порой мозг защищает нас и фильтрует наши сны — разделяет на те, которые нам нужны, и те, которые лучше не видеть.
— Или не помнить…
— Или не помнить. Дело в том, что если мы будем помнить все, что нам снится, то сойдем с ума, ибо во сне не существует такого понятия, как время. Ты только представь, твое сознание летает по всем уголкам всего твоего мозга, собирает информацию и перерабатывает ее. А значит, для того, чтобы вспомнить все сны, целой жизни не хватит, и мозг, чтобы нас не расстраивать, подсовывает нам только самые хорошие или полезные сновидения. Поэтому, когда нам снятся кошмары, нужно выявить их источник наяву и уничтожить его.
— Значит, мне, чтобы бороться со своими кошмарами, нужно что-то поменять наяву?
Повисла тишина. Даша смотрела то на меня, то на Николая, а потом вдруг хлопнула по столу и сказала:
— Я так больше не могу.
— Угомонись, — сквозь зубы процедил Николай и довольно-таки грубо схватил ее за руку.
— Почему нет? Скажи!
— Хорошо, надеюсь, мы не наворотим бед. Помни, голубка, на кону людские жизни.
— Если ничего не делать, то мы поплатимся еще сильнее.
Сердце в моей груди заколотилось со страшной силой. Меня пробрал озноб, я не понимал до конца, о чем они говорили, но мне вдруг стало по-настоящему страшно. Я устремил взгляд, полный недоумения и отчаяния, на стену, но мой явный страх лишь вызвал у Николая ухмылку. Он пощелкал пальцами перед моим лицом и позвал меня по имени.
— Что?
— Вы в порядке? Вид у вас не очень.
— Да… в полном.
— На вас лица нет. Может, чаю?
— Да, спасибо.
— Даша, сходи, пожалуйста, за чаем.
Девушка скорчила недовольную гримасу, но кивнула и пошла к проводнику.
— Послушай… — начал Николай и подвинулся ко мне. — Скажи, пожалуйста, куда едет поезд?
— Что? Во Владивосток.
— Сколько было уже остановок?
— Ну… несколько точно было.
— На скольких остановках ты выходил?
— Ни на одной. Я спал, когда были остановки. А к чему вообще эти вопросы?
— Я не хотел этого говорить, но делать теперь нечего. На самом деле ты не в поезде.
— А где же я тогда? В самолете?
— Остроумие и честь делают человека великим.
— Вы что такое имеете в виду?
— Извини. Я не могу тебе всего рассказать.
— Что рассказать?
В этот момент зашла Даша и возмущенно выпалила:
— Пятьдесят рублей за чай! Ну это же грабеж среди белого дня!
— Солнышко, скажи, пожалуйста, за сколько бы ты его продавала, если бы знала, что его могут купить и за сто рублей? — хитро улыбнулся Николай.
— Ты сказал ему? — тут же переключилась Даша.
— Нет.
— Николай, не медли. Не можешь ты, давай я расскажу.
— Он не факт, что и мне-то доверяет. С чего ты решила, что тебе поверит?
— Да в чем дело-то?! — Я, не выдержав напряжения, истерически взвизгнул и ударил по столу. — Вы сначала мне скажите, а потом уже будем выяснять, что делать! Вы тут из меня психа не делайте! И знайте, если вы просто используете мой рассказ, чтобы поиздеваться, я выйду на первой же остановке.
— Хорошо, — кивнул Николай, став вдруг очень серьезным. — Поезд на самом деле едет не во Владивосток.
— А куда?
— Он едет за пределы разума.
— Чьего разума?
— Твоего разума, Нойлар.
Я побледнел, к горлу подступила тошнота.
— Так, секунду, со мной это уже происходило. Мне нужно умыться, и все пройдет.
— Что с тобой происходило?
— Мне уже однажды послышалось, что вы меня назвали Нойларом. Ерунда, не берите в голову.
— Нет, тебе не послышалось, я так проверял твою реакцию и понял, что с тобой рано еще вести беседу на этот счет.
Голова начинала болеть, на глаза наворачивались слезы, я понимал, еще немного — и у меня начнется истерика. Но ко мне подсела Даша, положила руку на плечо и мягко заговорила:
— Послушай, мы тебе не враги. Мы лишь хотим, чтобы ты поверил нам и дал возможность тебе помочь. Когда поезд заедет за пределы разума, мы уже не сможем ничего сделать. Будет слишком поздно.
Я
