зареванным лицом в грудь дворецкого.
– Ох, да что же это такое… Ну, перестань, прошу тебя, у меня же сердце не каменное!
– И у меня… не ка-аа-менн-ннн….
– Конечно, конечно, лапушка… Ты перепугалась, понимаю! За это – дополнительная плата, целый золотой талар! Тебе, разумеется, а не хозяйке.
Всхлипы утихли.
Эрге было очень страшно. И все-таки голос доброго человека в бархатной маске звучал так успокаивающе, а золотой талар при всех обстоятельствах остается золотым таларом.
Она инстинктивно чувствовала и понимала, что он лжет. Может быть, вначале это действительно была игра, а потом все пошло всерьез, смерть чудом разминулась с нею.
Но надо было убедить себя в его правоте. Потому что в противном случае она уже никогда не сможет заставить себя лечь в постель с мужчиной. В любом клиенте она будет видеть сумасшедшего маньяка, готового внезапно вцепиться ей в горло. И тогда мадам Анни попросту выставит ее за дверь «Белой Лилии» …Что она потом будет делать? Стоять на паперти с протянутой рукой, моля о подаянии?
Другого выхода не было. Конечно же, он прав: клиент просто увлекся, не рассчитал силу… что возьмешь с этих мужчин, грубых, бесчувственных… По крайней мере, она честно заслужила свой золотой талар! Столько не во всякий месяц заработаешь, а тут – сразу!
Синяки на шее сначала надо будет смазывать целебным кремом мадам Анни и слегка припудривать, а потом они и сами пройдут…
Сделав над собой усилие, Эрга подняла голову и сквозь слезы улыбнулась незнакомцу в маске.
– Ну, вот и хорошо! – с нескрываемым облегчением выдохнул он. – Я могу что-то для тебя сделать, лапушка?
– Помогите мне одеться… – смущенно прошептала женщина. – Руки дрожат, сама не справлюсь.
* * *
Граф Хольг, погрузившись в воду по горло, оперся затылком о край ванны и закрыл глаза. Улыбка блаженного облегчения расплылась по лицу. Он медленно приходил в себя, чувствуя, как напряжение и злость покидают его.
Ароматы хвойного масла и сушеных лепестков роз, плававших густым ковром по поверхности воды, полностью перебили запах проклятой шлюхи. Она навсегда исчезнет из его жизни, даже воспоминания о ней будут смыты, подобно тому, как сейчас горячая, приятно пахнущая вода смывает следы, оставленные их близостью на его теле. Одно досадно: дело не удалось довести до логичного и единственно правильного исхода…
Какая жалость, что Гумар появился так не вовремя! Ну что ему стоило задержаться еще хоть на пару минут… Все было бы кончено, а теперь мерзкая баба осталась живой.
Что же, ей повезло, ему – нет. Значит, так было угодно богам! А перед божьей волей каждый должен склониться, не ропща и не сопротивляясь. Ведь наверняка те же боги направили тогда Гумара в его усадьбу проситься на службу…
Если даже эта баба пожалуется хозяйке, ему совершенно ничего не грозит. Никто не сможет узнать, куда ее привозили этой ночью. Ральф был в маске, а сюда она попала через потайной ход, который известен только двум людям: самому графу и его верному дворецкому.
А если каким-то чудом и узнают, кто решится предъявить обвинение члену Тайного Совета?
И главное, в чем обвинять-то? Неужели в том, что еще далеко не старый, здоровый, крепкий мужчина, к тому же вдовец, воспользовался услугами проститутки?!
* * *
– Слушай, можно тебя попросить кое о чем?
– Можно…
– А исполнишь?
– Ну, это смотря что…
– Вот такие вы, мужики! Как удовольствие получать, так всегда рады. А как выполнить просьбу…
– Так ты скажи, о чем речь-то?
– А зачем говорить? Я хоть раз зарывалась, просила луну с неба? Нет, ты прямо скажи: просила?!
– Да что на тебя нашло, в конце-то концов!
– А-а-а, значит, опять я виноватая! Нашло на меня! Ну, ясное дело: приелась, надоела тебе… Признавайся: положил глаз на другую, да?!
– С ума сошла, не иначе! Нашла время скандалить! Только-только уснул…
– Конечно, сошла с ума, если продолжаю любить тебя, истукана бесчувственного… Невинность свою тебе отдала, с семьей насмерть рассорилась, отец собственными руками убьет, если встретит! Я же свой род опозорила, и все ради тебя, болвана неблагодарного! Могла за графа замуж выйти, а никто, кроме тебя, был не нужен, влюбилась без памяти, идиотка слабоумная… А теперь другую нашел! Так мне и надо, дуре…
– Ты что, реветь вздумала? Ну-ка перестань!
– А ты мне не указывай! Разлюбил – так не лезь, не трави душу!
– Ох, женщины… Да вы святого из себя выведете! Ну, перестань, не плачь… Что ты, маленькая, что тебе в голову-то пришло… Почему это разлюбил? Люблю по-прежнему! Ну, малюточка, лапонька…
– Убери руки! Не трогай!
– О-о-о, горе мое горькое… Ну что сделать, чтобы ты успокоилась?!
– Обещай, что исполнишь просьбу! Трудно тебе?!
– Да обещаю, обещаю, только успокойся, мать твою благородную! Перестань реветь! Чего хочешь?
– Отдай мне одного хама, он меня шлюхой обозвал…
* * *
Хольг, нежась в полудреме, не сразу расслышал слова дворецкого. Ральф, деликатно кашлянув, повторил:
– Ваше сиятельство, новый начальник стражи просит немедленно принять, говорит, по очень важному делу.
Граф досадливо поморщился, хоть и понимал, что Гумар не стал бы тревожить его попусту. Наверняка новоиспеченный сотник сумел развязать язык пленному и теперь, сразу после допроса, явился с донесением. Рвение похвальное, спору нет, но как же не хочется вылезать из горячей воды, такой приятной, убаюкивающей…
– Хорошо, пусть войдет.
– Ваше сиятельство! – не выдержав, невольно охнул дворецкий.
– В чем дело, Ральф?
– Но как же… Осмелюсь заметить, ваше сиятельство не одеты…
– Представьте себе, я это знаю. Слава богам, еще не выжил из ума, чтобы принимать ванну в одежде! Ну, зовите сотника, чего вы ждете?
– Ох… Прошу прощения, но ведь это просто… – покрасневший дворецкий осекся на полуслове.
– Неприлично, вы хотели сказать? – усмехнувшись, договорил граф.
Вообще-то следовало строго отчитать дворецкого, чтобы не забывался. Но Хольги всегда ценили преданность, а уж Ральф был предан по-собачьи, душой и телом. Да к тому же в горячей ванне так хорошо, совершенно не хочется повышать голос, сердиться…
– Бросьте, Ральф! Разумеется, если бы мне предстояло принять дворянина, пусть даже простого эсквайра, я был бы одет по всем правилам. Но Гумар, хоть и сотник, все-таки простолюдин. Так что ничего страшного здесь нет. Зовите его!
– Слушаюсь, ваше сиятельство… – растерянно пробормотал дворецкий и удалился с видом человека, пребывавшего в нелегких раздумьях: кто из них двоих сошел с ума – он сам или его хозяин?
* * *
Первый этаж красного кирпичного дома, выходящего углом на Торговую площадь, занимал самый обычный трактир, каких в столице Империи многие десятки,
