вместе со ступицей, когда я нажал на газ на выходе из поворота «Тарзан». В Штатах накрылся бензонасос, в Мексике лопнул рычаг задней подвески. А потом у Китти кончились деньги, и команда умерла.
Я думал, что хуже быть не может. Как выяснилось, ошибся. Черт меня дернул подписать контракт с Джоном Купером. Но команда, которая совсем недавно выиграла два чемпионских титула, в шестьдесят четвертом дышала на ладан. Конечно, стоять в последнем ряду на старте за рулем ATS было унизительно, но, по крайней мере, заниматься новой машиной, доводить до ума конструкцию, в которой скрывался немалый потенциал, всегда интересно. «Купер» же оказался откровенным барахлом. В нем ломалось все, кроме разве что коробки передач — тяжеленный такой оковалок и на удивление надежный. Мало того, мне достался ужас-механик, как сейчас помню, Хьюи Франклин, южноафриканец — маленький, злобный... Короче говоря, все в команде шло из рук вон плохо. За десять этапов я трижды всего добрался до финиша и заработал одно-единственное очко. Наконец, после двух аварий в Австрии — сначала в тренировке, а потом в самой гонке, большой тогда получился пожар — терпение мое лопнуло, и мы крупно поговорили с Джоном. В результате я уволился «по собственному желанию». Любопытно, четверть века спустя мы встретились с Купером на восьмидесятилетии Фанхио. И очень мило поговорили. Между прочим, Джон рассказал мне, почему не ехала машина. Тросик газа крепился к трубе рамы, когда она нагревалась, лента ослабевала... А я тогда, помню, приезжал в боксы после десятка тренировочных кругов и пытался им втолковать, что двигатель теряет мощность. Но никто меня не слушал: дескать, чемпион капризничает. Они выяснили причину только через год. Я думаю, после всего, что было в шестьдесят четвертом, Купер сильно удивился, что я вообще с ним заговорил. Но время меняет очень многие вещи...
В квалификации Гран-при Бельгии Хилл на ATS отстал от обладателя поул-позишн на целых 11 секунд. Даже для длинного кольца в Спа-Франкоршам это много.
Осенью мне предложили хорошие деньги за контракт в «Хонде», которая только-только выходила на мировой уровень, но я понял, что с меня хватит «Формулы-1». Я сыт был ею по горло. Я присутствовал при рождении ATS и отпевании «Купера» — и то, и другое было ужасно. Еще один такой сезон? Нет уж, увольте. Мне ведь стукнуло тридцать семь, я стал чемпионом мира, первым американцем, кому удалось выиграть «24 часа Ле-Мана». Да, конечно, доводка сырых конструкций — это работа гонщика, без нее не обойтись. Но знаете, все-таки как здорово выходить на старт за рулем хорошей машины... Нет ничего лучше в этом мире!
Правда, ушел я не сразу. Еще несколько раз поддавался на уговоры моих друзей-гонщиков. Сначала Брюса Мак-Ларена — и участвовал в зимней «Тасманской серии» на трассах Австралии и Новой Зеландии с его командой. Без особого успеха, правда — нам достались отвратительные шины, и мы, к сожалению, слишком поздно это поняли. Зато мы с Брюсом очень зауважали друг друга. Ездил за «Форд» и за «Игл», однажды даже кино снимал: опять же здесь, в Бельгии, в шестьдесят седьмом на моем автомобиле установили камеру. Смотрели, конечно, «Большой приз» Джона Франкенхаймера? Помните дождь в Спа? Наконец, два сезона провел в «Чапаррале» техасца Джима Холла. Очень любопытная команда, интересные машины, совершенно дурацкая коробка передач — автоматическая... Да, вы тоже слышали? Редкое было чудо — если бы не экзотическая эта трансмиссия, думаю, мы бы очень многого добились.
Впрочем, я ни в коем случае не жалуюсь. С Джимом и его удивительными машинами я одержал одну победу на этапе Канадо-Американского кубка, две — в чемпионате мира спорт-прототипов. И даже получил такой подарок, который выпадает далеко не каждому — выиграл последнюю гонку, в которой участвовал, в июле шестьдесят седьмого, в Брандс-Хетч. Только сердце мое было уже не с ними. Телефон дома в Санта-Монике той осенью разрывался: не хочет ли мистер Хилл присоединиться к нашей команде? Нет, к нашей! К нашей! Мы заплатим, много заплатим... Но мне до смерти надоели эти команды-курятники. Вот если бы вернуться в январь пятьдесят шестого и снова сесть за руль «Феррари»! Снова снимать номер в гостинице недалеко от Модены, каждое утро ездить на работу в Маранелло, а по выходным слушать оперу в «Ла-Скала»... И вот однажды утром я проснулся и сказал себе: это все, это действительно все. В конце концов, надо жениться, ведь Альма может и терпение потерять!
Но поженились мы только в семьдесят первом, медовый месяц провели во Франции, теперь у нас трое детей — сын Дерек гоняется в американских сериях, дочери Ванесса и Дженифер, к счастью, не имеют к автоспорту никакого отношения...
Этот удивительный человек, в котором сквозь седину и морщины постоянно проглядывал самый настоящий мальчишка — озорной и настороженный одновременно, веселый и наивный, полный энтузиазма и легко поддающийся порывам вселенского пессимизма, — еще долго рассказывал мне о том, как счастливо сложилась его судьба. Его окружали и окружают до сих пор любимые люди и любимые автомобили. Он реставрирует старые машины и редчайшие музыкальные инструменты. Он живет в Санта-Монике, в том самом доме, где провел большую часть жизни.
Ему пришлось быть очень осторожным, чтобы всего этого добиться.
Брюс Мак-Ларен
ХРОМОЙ АНГЕЛ. НЕНАПИСАННЫЕ ПИСЬМА
Патти — Джино. Январь 2002 года
«Уважаемый синьор Стараччи!
Большое спасибо за интерес, проявленный Вами к Брюсу. Я очень рада, что и сегодня, спустя столько лет, об этом замечательном человеке помнят. К сожалению, на Вашу просьбу мне приходится ответить отказом. Все, что я знала, я уже рассказала — в частности, мистеру Янгу, и он прекрасно все изложил в двух своих книгах о Мак-Ларене и его гоночной команде. Можете обратиться к сестрам Брюса Пат и Джан — они создали в Окленде фонд его имени. Вот адрес: почтовый ящик 109050, Ньюмаркет, Окленд, Новая Зеландия.
С наилучшими пожеланиями, Патти Мак-Ларен-Брикетт».
Рассказать о Брюсе... Я несколько раз пыталась это сделать. Получается сухо, бездарно, как пустой и формальный некролог. Да и вообще, разве можно описать на бумаге, как замерло сердце семнадцатилетней девчонки, когда на танцах в курортном дансинге ее пригласил самый красивый парень? Он был совсем взрослым, жил в Ремуэре — а кто во всей Новой Зеландии не знает этот фешенебельный район, пристанище богатых, беззаботных, счастливых людей? — учился в университете в Окленде и
