меня, сна ни в одном глазу.
Я никогда так не хотела оказаться в безопасности его присутствия, как сейчас. Была так близка к тому, чтобы сломаться и попросить его лечь спать со мной сегодня, но не могла заставить себя сделать это, не тогда, когда уже чувствовала себя такой уязвимой. Кроме того, последнее, чего я хотела, это добавлять ему беспокойства.
После визита Крейга, все стали такими мрачными, притихшими и подавленными. Однако среди этой тишины чувствовался и гнев. Больше всего я ощущала его от Брэкстена. Видела это в его напряженном теле, в плотно стиснутой челюсти, в сжатых в тиски кулаках. Понимая, что причиной тому — моя ситуация, я чувствовала себя ужасно.
Вздохнув, переворачиваюсь и зарываюсь глубже в подушку. Сон, в конце концов, опускается меня, но не приносит покоя. Только ночной кошмар. Он выплывает из самых глубинных уголков памяти, затягивая в ужасающую тьму. От него или той правды, что он раскрывает, никуда не деться…
Холодный металл защелкивается вокруг моих тонких запястий, создавая звук, от которого позвоночник напрягается, я прикована к столбу для порки, ставшему моим вечным проклятьем.
Тяжелые шаги позади меня эхом отдаются от бетонного пола, моя обнаженная плоть содрогается от ощущения его темного присутствия.
— Ты снова была плохой девочкой, Алиса. Пришло время тебя наказать.
Моя голова опускается от стыда, душа крошится от отчаяния в ожидании боли, которая скоро последует.
Я — выход для его ярости и демонов, которых он держит запертыми внутри себя. Я плачу за чужие грехи.
Он щелкает по полу кнутом, и я дергаюсь в оковах, испытывая пронзающий до костей страх.
— Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Мне жаль. — Необоснованные извинения слетают с моих губ, а вместе с ними приходит беспомощность.
— Пока нет, но тебе будет.
Я готовлюсь к первому удару, но независимо от степени подготовки, независимо от того, сколько раз я проходила через это, к такой агонии нельзя быть готовой.
Она рушит жизнь.
Я прикусываю язык, металлический привкус крови наполняет рот, пока я пытаюсь заглушить свои крики. Удар за ударом, боль поглощает меня целиком, и я больше не могу ничего с собой поделать. Отчаянный крик разрывает мое горло и отражается от стен, погружая меня в геенну огненную.
Я вскакиваю с леденящим кровь криком, отчаяние сжимает грудь тисками. Мои руки пробегают вдоль тела, пока я борюсь за дыхание, холодный пот покрывает кожу. Я ожидаю увидеть кровь, но все, что нахожу, — это разбитое сердце и безутешные слезы.
— Алиса! — мое имя раздается за дверью спальни за несколько секунд до того, как она с грохотом распахивается, едва не срываясь с петель.
Брэкстен врывается в комнату, как разъяренный бык, осматривая темноту своей комнаты, прежде чем броситься ко мне.
— Что случилось? — спрашивает он, хватая меня за плечи. — Что не так?
Я открываю рот, но не могу говорить из-за страха, сжимающего горло. Он лишает меня дыхания, сковывает каждую частичку моей души.
— Дыши, детка. — Руки Брэкстена поднимаются к моему лицу, его лоб прижимается к моему лбу, пока он успокаивает меня среди всего, что сейчас происходит.
Мои веки закрываются, тепло его прикосновений вместе с успокаивающим баритоном голоса приносят умиротворение, которого жаждет мое обезумевшее сердце.
— Вот так. Просто дыши.
Воздух в легкие поступает более равномерно, я выдыхаю через рот в нормальном темпе. Мои веки снова открываются, сталкиваясь с интенсивностью его взгляда.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Я киваю.
— Поговори со мной. Что случилось?
Зло, с которым я только что столкнулась, насмехается над моим сознанием, шрамы на моем теле снова горят правдой.
— Я-я кое-что вспомнила, — срывающимся шепотом выпаливаю признание.
Спокойствие Брэкстена улетучивается, он снова берет меня за плечи, его хватка твердая, но нежная.
— Что? Что ты вспомнила?
Я колеблюсь, не в силах выразить словами ужас, с которым только что столкнулась, чтобы объяснить, как появились шрамы на моем теле.
— Он… он делал мне больно, Брэкстен. Он делал мне очень-очень больно. — Из моей груди вырывается рыдание, эхом разносясь по комнате.
Пылкое проклятие слетает с губ Брэкстена, прежде чем он прижимает меня к своей груди, позволяя мне выплакать всю боль, терзающую мою душу.
— Все в порядке. Все будет хорошо. Обещаю.
После пришедшего сегодня письма, я не уверена, что кто-то из нас будет в порядке, когда все это закончится.
Отстранившись, он убирает волосы с моих мокрых щек.
— Я знаю, ты сейчас напугана, но мне нужно, чтобы ты хорошенько подумала. Ты вспомнила что-нибудь о нем? Какую-нибудь отличительную черту, что помогла бы нам выяснить, кто он такой?
Я качаю головой.
На его лице написано поражение, и меня убивает осознание того, что это моя вина. Я не только навлекла угрозу на него и его семью, но и моя память хранит ответы, которые мы все ищем. Память, которая, как я теперь надеюсь, никогда не вернется. Мне она не нужна, если ее наполняют воспоминания, подобными тем, что недавно меня посетили.
— Прости, — шепчу я.
— Не надо, — скрипит он зубами. — Не извиняйся. Это не твоя вина.
— Моя. В письме говорилось…
— К черту письмо, — рявкает он. — К черту письмо и к черту его.
Я опускаю голову, зная, что он так не считает.
— Посмотри на меня! — Его резкий приказ заставляет мои усталые глаза встретиться с его. — Это письмо ничего не меняет, ты меня слышишь? Все остается по-прежнему. Я позабочусь об этом, обещаю.
Комок в горле становится еще больше.
— Я никогда себе не прощу, если что-то случится с тобой или твоей семьей.
— С нами ничего не случится. Я найду этого сукина сына и избавлюсь от него прежде, чем у него даже появится шанс нам навредить.
В этом заявлении нет высокомерия, только уверенность.
Его ладонь успокаивающе скользит по моей щеке.
— Я рядом, Алиса. Клянусь. Мне просто нужно, чтобы ты доверяла мне. Ты можешь это сделать?
Накрыв его руку своей, льну к его прикосновению.
— Я доверяю тебе. Больше, чем кому-либо в этом мире.
На его лице появляется облегчение, а затем он снова прижимает меня к своей груди.
— Хорошо. Это хорошо.
Я обнимаю его в ответ, наслаждаясь уютом его объятий, не желая расставаться с их теплом.
— Ты останешься со мной? — прошу я, больше не сдерживаясь. Сейчас он мне слишком нужен.
Он не колеблется.
— Да, Страна Чудес. Я останусь столько, сколько ты захочешь.
У меня вертится на кончике языка слово «навсегда», потому что я чувствую себя в безопасности только с ним рядом, однако мне удается сдержаться.
Обхватив меня
