целое ведро полевой клубники, мы ели её три раза в день и не особенно переживали. Значительно большей заботой для меня было что надеть на экзамен.
Физику, математику и сочинение я сдала на отлично. На экзамене по физике преподаватель даже удивлялся и громко меня хвалил за обстоятельное объяснение формулы эквивалентности массы и энергии. Однако с рисованием случился полный провал. Не знаю, как это получилось, но я перепутала время начала экзамена и опоздала на час. Пока в деканате решали, что со мной делать, шансы хотя бы получить минимальную оценку исчезали на глазах. Наконец меня привели в аудиторию, где абитуриенты сидели полукругом за мольбертами, на возвышении стояла голова не то Давида, не то Аполлона, а у всех на листах как мне показалось — практически готовые рисунки. Положение было сложное, но я была уверена, что справлюсь, потому что с детства привыкла быть первой в рисовании. Полученная тройка меня очень огорчила, и только позже я поняла, что при сложившихся обстоятельствах это можно было даже считать успехом.
По сумме набранных баллов я проходила по конкурсу, но тройка по профилирующему предмету была не в мою пользу. Позднее я узнала, что приняты были и с тройками по рисованию, и с более низкими баллами, но даже если бы я это знала, мне и в голову не пришло бы обращаться в приёмную комиссию. Списки новых студентов вывесили на стену и среди них я себя не нашла. Вокруг толпилось много народу, и было стыдно своим видом показать окружающим, что я не принята. Оставалось возвратиться домой ни с чем. Денег не было, пешком идти около двух часов и было время пережить неудачу. По пути зашла к дяде Никите и рассказала о своём горе. Он не поверил, что при таких результатах экзаменов можно не поступить и тут же отправился выяснять ситуацию. Оказалось, что меня зачислили, но не на Гражданское, а на Сельскохозяйственное отделение Архитектурного факультета. Списки этого отделения висели рядом, но я не догадалась посмотреть. Возвратилась студенткой, хотя не вполне счастливой.
Лекции, зачёты, практики. Уровень преподавания я тогда не могла оценить, а когда сама начала работать в вузе поняла, что он был достаточно высоким. Институт имел собственные многолетнее традиции, кроме того, сюда на время войны был эвакуирован головной Московский вуз (МИСИ), в котором я позже проработала много лет. После войны и возвращение МИСИ в Москву, ряд преподавателей остался и продолжил работу в Сибири. Много лет спустя мне довелось проверять свой родной вуз в качестве председателя комиссии по Архитектуре Минвуза СССР, которая отметила по-прежнему высокий уровень обучения. Я встретила преподавателей, которых хорошо помнила, а профессор С.Н.Баландин, представляющий в комиссии Сибирский регион, был в мою студенческую пору аспирантом, и мы его звали Баландой.
От преподавателей того времени осталось приятное впечатление, они были доброжелательны и деликатны. Запомнился молодой ассистент кафедры Начертательной геометрии, который славился своим либерализмом. Он не запугивал студентов и даже обещал, что двоек ставить не будет и слово своё сдержал. Я, к сожалению, будучи преподавателем, не сообразила повторить его опыт, оставшись, таким образом, в благодарной памяти учеников. За весь период обучения в моём общении с преподавателями было только два неприятных случая. Один на лекции по строительным материалам. Лектор Ирина Н. С., заметив, что я разговариваю, велела мне встать и спросила интересует ли меня что-то в жизни и учёбе. Не услышав ответа, она перед всем потоком высказала твёрдую уверенность, что ничего путного из меня не получится. Последнее утверждение было уж слишком неадекватным случившемуся; это поняла не только я, но все студенты, возможно, и она сама тоже. Не помню, чтобы она специально «топила» меня на экзамене, не помню какую она поставила мне оценку, но не менее чем «хорошо», иначе бы меня лишили стипендии, а этого после первого курса не случалось. Хотя этот позор я и запомнила на всю жизнь, но не держу на неё обиды, зная теперь по опыту какие ошибки случается в педагогической практике и сожалея о собственных промахах. О втором случае, произошедшем на практике, я расскажу далее.
Учеба в институте началась не с лекций и семинаров, а с уборки картошки. Нас отправили почти на два месяца на помощь колхозу в уборке урожая. На жительство разместили по пустым избам, где в комнатах от стены до стены построили нары. Мы на них укладывались на ночь рядком, каждая на своём месте. Обед варили девочки из группы, которые вызвались быть поварихами, им привозили мясо, крупу, макароны, хлеб, а по вечерам бидон сливок или флягу молока. Будущий чемпион института по поднятию тяжестей Вася снимал их с телеги, нёс на плече к общему столу, и мы пили сколько хотели. Питание было здоровым, ели в компании с аппетитом и многие, в том числе и я, заметно поправились.
До этой поездки я никого из группы не видела, но очень быстро хорошо узнали друг друга, жили буквально «бок о бок», вместе ели и работали. У меня уже появилась подруга Геля, с ней мы познакомились по пути в колхоз. Знакомство началось в поезде с удара по голове будущей подруге. Мой рюкзак с банкой консервов при резком торможении упал на неё с верхней полки. Я испуганно извинялась, а она мужественно улыбалась, утверждая, что всё в порядке и глядя на меня большими серыми глазами. С тех пор мы дружили всю студенческую пору, а затем поддерживали отношения всю жизнь до её смерти.
Большинство студентов нашего потока отделения были не прошедшие по конкурсу на первое основное отделение факультета, и все показались мне хорошими. Правда, девочки совершили там весьма неблаговидный поступок. По какой причине они возненавидели одного парня. В качестве мести кто-то предложил плюнуть ему в тарелку супа, что и проделали. Но после того, как он начал есть, всем стало неловко. Мы с Гелей отказались участвовать в этом позорном действе, но я очень сожалею, что не приостановила его из чувства ложной солидарности. Мальчиков в группе было примерно столько же сколько и девочек, почти все они были скромными ребятами, внимание нам конечно оказывали, но вели себя вполне нормально. Выделялся только один, условно назову его «моряк», хотя помню его фамилию. Он отслужил на флоте о чём свидетельствовала тельняшка и выколотый на руке якорь. Стараясь произвести хорошее впечатление «моряк» пел под гитару песни тюремной тематики. Он казался мне противным несмотря на то, что был хорош собой, типа артиста Заманского, кто помнит. К
