карьере принес ей столько неприятностей, сколько я.
Больше мы не услышали от нее ни слова. Она быстро пошла по пешеходной зоне к главному источнику, пошла быстро, почти бегом, а следом едва поспевал «милый друг».
— Странно, — сказал мой приятель, — что это с ней?
— Наверно, на солнце перегрелась, — ответил я. Что тут скажешь?
Пиар
Я задержался на работе, надо было дописать письмо в комитет по строительству. Сотрудники уже ушли, было тихо. В тишине было слышно, как в помещении охраны работает телевизор, звуки его гулко раздавались по двум этажам небольшого здания. Закончив писать, с облегчением вздохнул. На сегодня все, пора домой. Подошел к окну, чтобы закрыть жалюзи.
Снег падал большими пушистыми хлопьями, все было закутано белым покрывалом: дороги, дома, скамейки, деревья. Вмиг все стало нарядным.
Наконец-то, хоть и поздно, но пришла снежная зима. Как надоела мерзкая погода: мутно-серое небо, холодный дождь, переходящий в липкий хлесткий снег, а под ногами слякоть. Как ни пройдешь по улице, обувь в белых, словно окрашенных известью, разводах. Это соленые растворы, соль насыпают везде и всюду без всякой меры.
И вспомнилась Сибирь, родная деревня. Уж там-то в это время настоящие морозы. Как я любил морозы и морозные узоры на окнах. Вечером еще ничего не было, а утром глянешь, глаз не оторвать от стекла. Словно пуховые, посверкивающие картины и, если присмотреться, можно найти там веточки ели и кедра, волшебных чудищ и принцесс из сказок. Стоишь босиком на холодном полу, рассматриваешь рисунки на окнах, и каждый раз удивляешься мастерству художника, которого зовут Мороз.
Однажды я увидел белоснежные березы с раскидистыми ветвями, на которых сидели серебряные птицы. И на миг мне показалось, что они настоящие, и звучат издалека их хрустальные голоса.
Уже находясь в приемной, услышал не волшебных птиц, а тихую «серенаду» своего мобильника. Стал хлопать себя по карманам, разыскивая телефон, потом понял, что звук идет из кабинета. Так и есть, забыл мобильник на столе. На экранчике увидел, что звонит прораб со строительства жилого дома и искренне удивился.
— Это Борис Горелов, Михаил Константинович. Это вы у телефона?
— Конечно, я. Ты ж мне по мобильнику звонишь! Да что с тобой?
Прораб взволнованно, и от этого еще больше заикаясь, растягивая слова, произнес:
— У нас на строительстве жилого дома, на Полярной, авария.
— Что случилось?
— Сложились марши всех девяти этажей, погибло два человека.
У меня перехватило дыхание, какое-то время я слова не мог сказать. Слышал, как Борис дышал в трубку и несколько раз спросил:
— Вы слышите меня, вы слышите меня…
— Слышу, Борис, — наконец ответил я. — Еду к тебе, что делать, знаешь?
— Знаю.
Выйдя на улицу, удивился, что нет ветра, а снег падает по-прежнему и мягко ложится вокруг, словно ничего не произошло. Как не вязалась эта красота с тем, что я узнал.
— Витя, на Полярную, — сказал я водителю.
— Сейчас пробки, видите, снег какой идет, будем не скоро.
— Ты давай, езжай. Когда будем, тогда и будем.
Что же могло произойти на Полярной? Хотя за свои сорок лет работы в строительстве я всякого навидался: падали башенные краны, переворачивались сваебойные агрегаты, бульдозеры, машины. Снарядами летели вниз зацепленные за арматуру, а не за монтажные петли ригели. Однажды на Кировском заводе, рядом с заводоуправлением рухнул балкон, предназначенный для приема высоких гостей. Хорошо, что во время строительства, а не позже. Как потом выяснили, поперечные балки сделали на заводе из цемента, в который случайно попала известь при разгрузке вагонов. Когда пришел состав цемента, шел дождь, и женщина-лаборант не сделала отбор проб, а разрешила разгрузку. Вот и разбавили всю партию цемента вагоном извести.
Все было, были и смерти. К смерти невозможно привыкнуть, каждая из них, словно стрела, вонзалась в сердце и от каждой была нестерпимая боль. И каждый раз, когда такое случалось, лихорадило всех, всем было не до работы, иногда день-два, иногда месяц-другой. Исписывались килограммы бумаг, проверялись документы от «Адама и Евы». Мертвому это не помогало, живых иногда спасало от тюрьмы, иногда сохраняло в должности. Ничего не изменилось в нашем мире, и сейчас будет точно также. Проверяющие и надзирающие другие, но документы для проверки те же самые.
Но как могли сложиться марши? Тем более девять этажей! Этот вопрос не давал покоя. Это невозможно. Как только марш монтировался между площадками, сразу становился распорным элементом. Какие же чудеса произошли, чтоб они вдруг все разом упали. Может быть, наружные стены разошлись? В голове не укладывалось, что там и как могло произойти. Так и приехал я на площадку строительства с мучившим неразрешимым вопросом.
Выйдя из машины, заметил, что меня опередили машины скорой и пожарной помощи. Мелькнула мысль, что пожар на объекте, но дыма не видать, подойдя ближе, увидел знакомого начальника пожарной части.
— А ты, Васильич, зачем здесь?
— Мы сейчас переведены в МЧС, прибыли для разборки завалов. Конечно, если они угрожают жизни людей, — добавил он. — Я пробежался уже, твои люди почти закончили вытаскивать трупы.
— Трупы, говоришь, а кто определил, что они мертвые?
Пожарник криво улыбнулся.
— Пролететь девять этажей вместе с железобетоном, тут только фарш останется.
Подошел прораб, рассказал о произошедшем. Монтаж лестничных маршей, а также и все виды работ производила подрядная организация ООО «Монолит». Каменщики вырвались вперед с кирпичной кладкой, и не дали смонтировать лестничные марши. Такое бывает, но, как правило, монтажники не дозволяют делать этого. Монтаж в шахте, что образует лестничная клетка, крайне неудобен, к тому же крановщику не видно место монтажа, требуется дополнительный сигнальщик. Но, произошел сбой, и получилось то, что получилось. Нужно было смонтировать таким образом четыре лестничных марша — два этажа. Работа на два часа. Марш зацепили за монтажные петли, немного «поправив» их кувалдой, не стали брать на удавки — дело хлопотное, хотя это можно было сделать, разложив марши на покрытии. Но понадеялись на русское «авось»: все будет как надо, тысячу раз делали. При опускании марша в шахту — а в марше полторы тонны — от резкого рывка каретки крана, он ударился о стену, и лопнула монтажная петля, отчего произошел резкий рывок на все остальные. Закон подлости, все петли не выдержали, полопались почти мгновенно. И марш, как огромный железобетонный нож, рассек несколько площадок, где были опоры уже смонтированных лестничных маршей, и дальше, как снежный ком, вся эта громада ухнула и продавила все донизу.
Монтажники, которые должны были принять и смонтировать марш, вместо того, чтобы стоять в укрытии до тех пор,
