раз ударить по струнам, как бойцы разразились радостными овациями и ликованием. Шум толпы прервал выстрел с дальнего конца редута.
— Рота к бою! — Прокричал офицер на другой стороне и бойцы, похватав на мгновение отложенное оружие, вновь поспешили к своим позициям.
Глава 10. «Рэкет по-боярски»
Дверца кареты с шумом распахнулась и наружу, грузно переваливаясь с ноги на ногу, вывалился немолодой мужчина в длинном, богатом кафтане, до неприличия громадной шапке, которая едва не задевала потолок его повозки и в высоких сапогах. Но самой главной отличительной чертой была борода. Нет, бороды носили все поголовно охранники и даже кучер, но вот у боярина она была особенной. Длинная и пышная, она закрывала значительную часть его широкой груди и обрывалась лишь дойдя до округлого живота. В руке боярин сжимал метровый позолоченный жезл, украшенный драгоценными камнями.
Образец русской аристократии брезгливо огляделся, прошелся вдоль кареты, дернул за собой подол своего кафтана, который малость отстал от его движений и, поджав губы, сделал несколько шагов по направлению к нам. Ему подвели коня, на которого он сумел забраться лишь с посторонней помощью и вся кавалькада наконец двинулась к нам. Они шли неспешно, стреляя порой цепкими, презрительными взглядами по сторонам и на нас. Шли, полностью уверенные в своей правде и господстве. Гордо выпячивая грудь и не менее гордо выдвигая вперед подбородки, демонстрируя свое безразличие к окружению.
— Смотри-ка, пол сотни метров между нами, так он их решил как герой, верхом пройти, — Усмехнулся я, оглядев своих соратников. Маршал что-то зашептал на ухо барону, после чего тот, не сдержавшись, по-юношески хохотнул.
— Славьте, люди Новгородские, славного Московского боярина Алексея Трубецкого! — Томным басом прокричал один из ближайших к боярину всадников, который походил не столько на охранника, сколько на малую копию тщеславного аристократа, который сейчас, задрав нос, ожидал здравиц в свою честь. Однако ответа не последовало. Ливонцы молчали — ждали меня. Гвардия молчала — приказа не было. Горожане, что стали собираться посмотреть на необычную картину, не проронили ни слова — для них ни громкая фамилия, ни титул совершенно ни о чем не говорили. Боярин от изумления распахнул глаза так, что казалось, будто они вот-вот выйдут из орбит. Он растерянно огляделся по сторонам, раздраженно кривя губы. Его свита также находилась в полном замешательстве.
Все мы пристально наблюдали за медленным продвижением к нам непрошенных гостей, как вдруг ко мне протиснулся запыхавшийся молодой капитан одной из рот, что сейчас базировалась в крепости.
— Государь, — Начал он доклад, вытянувшись в струнку, — Первая рота полностью оружна и готова к бою. Вторая и третья сейчас в городе, патрулируют улицы. — Отчитался капитан, которого я самолично не так давно повысил из лейтенанта за его успехи в роли командира взвода.
— Ждите сигнала. — Кивнул я, не отводя взгляд от медленно приближающейся группе всадников.
— Ну здравствуй, боярин. — Шагнув вперед, громогласно сказал я, при этом не сделав ни единого жеста уважения в его сторону. — Ты бы с лошади спешился, коль обидеть никого ненароком не хочешь.
— А ежели и хочу, то что с того⁈ — Гордо вскинув голову ответил он. Я краем глаза скользнул по моему окружению. Ливонцы, отбросив назад плащи дождевиков, поудобнее перехватывали заряженные арбалеты, в то время как стоящие перед ними гвардейцы все как один вросли в землю монолитной стеной, держа при себе ружья, не показывая их лишний раз из под широких дождевиков.
— Не хорошо, господин Трубецкой, — Стальным голосом отрезал я, нахмурившись.
— Наслышан я про тебя. — Прищурившись, процедил боярин. — Ты, самозванец, смел власть в Новгороде к рукам прибрать, пока по стране смута шагала!
— А она и не заканчивалась! — Прервал его я. — Или что, в Москве наследник из Рюриковичей появился?
— Боярский из совет из восьми родов, покамест престол русский пустует, власть в руки свои взял. — «Восьмибоярщина, что-ли, какая-то?» — Подумал я про себя.
— Ну вот и кто после этого самозванец, а? — Я сорвался на крик, пройдя взглядом по собравшейся за гостями толпе зевак. — Власть моя дана мне народом! Я люблю землю русскую, я люблю республику. И коль народ того пожелает, я сниму с себя вверенный мне титул, когда смута минует! — От такого заявления, прозвучавшего словно гром среди не очень то ясного, но все же неба, глаза выпучил даже до того нахальный боярин.
— Как смеешь ты, ирод, так с твоим хозяином говорить⁈ — Толстый аристократ весь покраснел, заерзал в седле, крепко сжимая свой скипетр. — Тебе Московские бояре такую милость оказали — решили тебя не вешать, а ты вольницы захотел!
— Я просить прекратить сие, герр боярин! — Строгим басом рявкнул маршал ливонцев, до того о чем-то шепотом говоривший со своим бароном. — Магистр Ливонского ордена выразил свое признание соседу-правителю, князю Александру. Новгород под защитой Ливонии, а значит под защитой всего католического мира!
— И Польши тоже, — Ехидно ухмыльнувшись, добавил я. Не так давно пришли вести о нестабильности на западных рубежах Московского княжества, а значит для бояр, чье государство переживает не самые лучшие времена, эта тема должна быть особенно болезненной.
— Ты еще и с латинянами якшаешься, — Презрительно сощурившись, процедил он. — А мы то думали тебе за ладное управление поместье под Москвой пожаловать. Но раз ты так…
— А я тебе, боярин, предлагаю деревню в Карелии. Там как раз помещика недавно расстреляли, должность наместника свободна. — Я улыбнулся во все свои тридцать два, в то время как боярин, еще больше покраснев, оскалился более редким рядом зубов.
— Да как смеешь ты… — Тот самый верный пес Московской шишки, лихо вынув из ножен саблю, рванул в нашу сторону, занося свое оружие над головой. Однако договорить свою, безусловно, очень обидную фразу, как и приблизиться к нам ближе, чем на пять шагов, он не успел. Лаврентий, стоящий рядом со мной, еле заметно шевельнулся, раздался характерный щелчок и из под его плаща вырвался поток огня, дыма и громкий хлопок. Особо ретивый московит глухо хекнул, уронил саблю на плотную землю с редкой травой и сам завалился назад с краснеющим на груди красным пятном. Я спокойно перевел взгляд на офицера своей службы безопасности. Из прорези дождевика скромно выглядывал все еще дымящийся металлический ствол пистолета. Того самого, который я попросил его сегодня утром взять с собой и который сконструировал тот юный русский инженер, уделавший легендарного Давинчи.
Повисла гнетущая тишина. Все первые вздохи, охи, ржание испуганных и неприученных к стрельбе лошадей, все это очень быстро стихло. На влажную землю упало безжизненное тело, а его скакун,