— Да, помню.
— Тогда они обе не понравились мне, и я подумала, что больше никогда их не увижу. С чего бы вдруг? Ведь они совершенно не походили на тех людей, с которыми мы привыкли общаться. Но однажды ты пришел домой не один, а с Патрицией, и сказал, что вы встречаетесь. Ты хотел познакомить нас и казался таким счастливым, немного растерянным и все время спрашивал у Пэйт, удобно ли ей сидеть на стуле и не долить ли в ее стакан сока — мы пили на террасе мой любимый ананасовый сок, но ты впервые не замечал, что мой стакан давно пуст.
— О, Эшли…
— В тот день ты перевернул мой привычный мир. Я впервые поняла, что не единственная, кто для тебя существует.
— Я догадывался. Мы так долго привыкли с тобой жить одни, что в тот день я все ждал, когда же ты скажешь «нет», и все закончится. Мне кажется, Пэйт тоже этого боялась. Она знала, что я обещал твоей матери, любить тебя за нас двоих. Но ты всегда была понятливым ребенком, и моим лучшим другом.
Я упрямо, но уверенно качаю головой.
— Нет. Я бы никогда так с тобой не поступила! Ты не мог ошибиться в Пэйт и заслуживал быть счастливым. Я всегда верила тебе и была уверена, что у нас это взаимно… Пока не услышала, что ты считаешь меня лгуньей.
Отец шумно вздыхает и наклоняется, чтобы прижаться губами к моей макушке. Поцеловав мои волосы, распрямляется и гладит их. Не отходит, опустив руки на мои плечи.
— Прости меня, малышка Симба. Я верю тебе, просто иногда родителям кажется, что они лучше знают эту жизнь.
Мы какое-то время молчим, думая каждый о своем, пока я все продолжаю улыбаться отцу с экрана монитора, а Мэтью целует меня. Сейчас во мне нет и капли той радости, которую я ощущала на ярмарке. А ведь тогда мне казалось, что все только начинается…
— Пап, — я наконец-то заговариваю. — Мне нужно тебе сказать кое-что важное. Пожалуйста, пообещай, что на этот раз ты меня услышишь.
Мне трудно начать, но я знаю, что должна это проговорить. Хотя бы потому, чтобы никогда не сомневаться в том, кто я и чего хочу.
— Обещаю, Эшли.
Я поднимаюсь с кресла и поворачиваюсь к отцу. Брайан Уилсон высокий мужчина, и мне приходится поднять лицо, чтобы увидеть его глаза. Сейчас мне очень важно смотреть в них и знать, что он у меня есть— самый родной человек!
Но главное, что он поймет и услышит.
— Сейчас я живу с вами — с Пэйт и Кэтрин, но так будет не всегда. Уже совсем скоро мне придется учиться жить самостоятельно, а тебе придется решить — доверяешь ты мне или нет. Потому что, если нет… мы можем больше никогда не услышать друг друга. Пап, я очень тебя люблю. Очень! Но хочу сказать… — мои пальцы находят руку отца и крепко ее сжимают, — я никому не разрешу решать за меня, как мне жить и кого выбирать моему сердцу. Даже тебе, понимаешь?
— Эшли…
— Пожалуйста, будь мне другом, мне это очень нужно!
***
На следующий день у меня нет никакого желания сидеть дома, и я, сложив в рюкзак легкий обед, взяв с собой термос с кофе и фотокамеру, уезжаю к «Медвежьему озеру» — одному из красивейших мест в северной Каролине, в котором давно хотела побывать. Целый день провожу с группой туристов на лесном маршруте, фотографируя осеннюю природу в ее первозданном виде. Удивительно, но именно в группе незнакомцев мне по-настоящему удается побыть в одиночестве.
Экскурсионный автобус возвращается в Сэндфилд-Рок к шести вечера и высаживает меня на автобусной станции. Чтобы добраться домой, не сложно взять такси или воспользоваться городским транспортом, но я решаю вернуться на холм пешком.
Долго иду по улицам вечернего города, пересекаю несколько торговых плаз и кварталов, и вдруг оборачиваюсь, отреагировав на шум проезжающего мимо мотоцикла.
Он неожиданно сворачивает на обочину и останавливается в нескольких метрах впереди меня. И, конечно же, я сразу узнаю в мотоциклисте Мэтью. Палмер в черной куртке и джинсах, в черных ботинках и его широкоплечая поджарая фигура словно влита в спортивный черный «Кавасаки».
Он упирает ноги в асфальт и снимает шлем; поворачивает голову… и мы застываем с ним посреди города, словно одни, как только встречаемся друг с другом взглядами.
Мне вдруг кажется, что он хочет что-то сказать — в его глазах, по которым я успела ужасно соскучиться, успевает промелькнуть острое чувство, но Мэтью тут же твердо сжимает рот, отворачивается и надевает шлем. Уезжает, сорвавшись с места так стремительно, будто его что-то гонит от меня. И все, что мне остается, это проводить его спину колючим от слез взглядом.
Когда я поднимаюсь по улице Трех кленов домой, я настолько расстроена и погружена в свои мысли, что совсем не обращаю внимания на тот факт, что возле подъездной аллеи к нашему коттеджу припаркован новенький автомобиль Шона Рентона.
Сам Шон тоже здесь, стоит на аллейке напротив Кейт, и оба не выглядят довольными. Скорее наоборот. Они тут же замолкают, как только я приближаюсь к ним и сворачиваю к коттеджу. Иду по направлению к парочке, не собираясь делать вид, что оказалась здесь случайно.
Я помню, что Шон не любитель сюрпризов, поэтому понимаю его удивление при виде меня. Однако мое собственное настроение сейчас такое, что даже окажись на моем пути «Чикаго Буллз»* в полном составе, я бы точно также равнодушно прошла мимо.
— Эшли? — ошарашенно окликает меня Рентон, когда я равняюсь с ним. — Ты?! Но… что ты здесь делаешь?
Своевременный вопрос. Три месяца назад, я была бы счастлива, если бы он узнал на него ответ, а сейчас мне все равно. Я останавливаюсь и смотрю на Кейт.
— Он до сих пор не знает, так ведь?
— О чем? Что я должен знать?!
Мне наплевать на Шона, я не собираюсь ему ничего объяснять. Мы с ним даже не друзья больше. Я догадывалась, что раньше Кэтрин мечтала об этом моменте, но сейчас что-то не похоже, что бы она упивалась триумфом победительницы.
— Кейт, что происходит? Эшли пришла к тебе? Я ничего не пойму. Вы что… сговорились?!
Мне скучно это слушать, и совсем не интересно. Я просто ухожу, оставив парочку самим разобраться с вопросом: что же мне тут понадобилось. Но прежде чем открыть дверь в дом, все же слышу ответ от Кейт:
— Она здесь живет, вот что происходит!
— В смысле, живет?
— Ты тупой, Шон? Или прикидываешься? — раздражается Кукла и, надо же, признается в том, о чем до сих пор предпочитала молчать. Очень хорошо понимая, что уже завтра это станет известно всем.
— Эшли — моя сводная сестра. И прекрати уже пялиться на нее, надоело!
Да и пофиг!
Я захожу в дом и поднимаюсь наверх. Войдя в свою комнату, слышу, как Шон и Кэтрин продолжают ссориться на улице, разговаривая на повышенных тонах. Не желая их слушать, закрываю окно и жалюзи. Оставив фотокамеру на столе, раздеваюсь и иду в душ. Долго стою под горячими струями, вспоминая лицо Палмера.
