— Выглядит! — вскричала Лизетт, присоединяясь к их группе. Она никогда не ощущала ревности, насколько помнила Элинор. — Мне бы хотелось, чтобы было побольше гостей, чтобы все могли ею полюбоваться, но тетя Маргерит отучила соседей бывать у нас. О, я придумала, Поппер, сюда, Поппер!
— Да, мэм? — оторвался тот от смешивания пунша.
— Пошлите лакея в имение сквайра Фестла с вежливым приглашением к нашему ужину. Сделайте это немедленно. Пусть он прибудет с женой и сыном Роландом, если тот окажется дома. — Она обернулась к Элинор с радостной улыбкой: — Сэр Роланд будет тебе под стать, дорогая. Он очень красив. У него римский нос и греческий подбородок.
— Ты решила сделать его разменной монетой, — прошипела Энн. — О, Вильерс, наконец-то вы поднялись поприветствовать нас.
— Я почувствовал себя сраженным наповал красотой Элинор, — ответил Вильерс.
— Моя госпожа, — раздался голос Поппера, — я не уверен, что все это надо затевать в отсутствие леди Маргерит...
— Святые небеса, — шумно вздохнула герцогиня. — С каких это пор слуги начинают командовать? Неужели вам не достаточно приказа леди Лизетт, Поппер? — обратилась, она к дворецкому. — Мы вовсе не голодны и вполне можем подождать. Впрочем, принесите нам что-нибудь перекусить, я не возражаю.
Подав поднос с пуншем, Поппер отправился в холл.
— Вот и прекрасно, — сказала Лизетт, разглядывая жидкость в стакане Элинор. — У тебя там пунш, да?
— Там ромовый пунш, дорогая — уточнила Энн. — Хочешь, возьми мой, я еще даже не прикасалась к нему. А вы, Вильерс, — мгновенно переключилась она, — вы здесь единственный джентльмен и вам приходится развлекать всех леди. Я знаю, что вы непревзойденный игрок в шахматы, но если станете с каждой из нас играть отдельную партию, вы просто вымотаетесь, а мы замучаемся ждать. Возможно, вы знаете другую игру, в которой могли бы участвовать все?
— Нет, — лаконично ответил Вильерс.
Он совсем не натаскан в науке флирта, отметила про себя Элинор.
— Но у нас не меньше часа уйдет на ожидание новых гостей, — продолжила Энн. — Нам необходимо встряхнуться перед длинной светской беседой.
— Я придумала, что нам делать! — воскликнула Лизетт. — Есть одна изумительная штука!
— И что же это такое? — спросил Вильерс, наклонившись к ней.
Элинор глотнула пунша.
— Мы будем играть в бабки! — выкрикнула Лизетт с улыбкой.
Наступила пауза.
— В бабки? — с ужасом переспросила герцогиня.
Но Лизетт не обратила внимания на ее тон.
— Это очень веселая игра! — продолжила она, сделав знак лакею.
Вскоре он появился со стопкой бабок и маленьким деревянным шаром. Элинор с интересом уставилась на них. Ее мать никогда не позволяла им играть в эту шумную игру, в которую играли в других герцогских домах, особенно загородных.
— Прежде всего, — начала Л изетт, — мы все должны устроить так, чтобы было удобно швырять бабки. Для этого нужен деревянный пол. Пожалуй, прикажу слугам убрать этот огромный ковер.
— Не стоит, — заметила Энн. — Здесь вполне достаточно места. Куда нам присесть, Лизетт?
— На пол, разумеется.
— На пол, — эхом повторила Энн. — Разумеется. — Она без колебаний грациозно сползла вниз, оказавшись в круге своих пышных юбок на кринолине. — Присоединяйтесь ко мне, — предложила она, похлопывая по полу.
Герцогиня закашлялась с видом крайнего неодобрения. Элинор тоже не спешила присаживаться, она должна была беречь платье Энн. К тому же ее кринолин с обручами был еще более объемным и жестким, чем у Энн. Опустись она на пол, юбки накрыли бы ее с головой. Но ей вовсе не улыбалось застыть неподвижно рядом с матушкой. Тем более что Вильерс, кажется, находил эту игру очаровательной.
— Это игра для детей, — сурово заметила герцогиня.
Лизетт рассеянно приоткрыла рот, как от приятного воспоминания.
— Да, знаю, — печально произнесла она. — Мне очень жаль, что в этом доме нет детей.
— Нет, в этом доме есть, по крайней мере, один ребенок, — объявил Вильерс.
Лизетт моргнула, глядя на него.
— Все приютские дети уже давно ушли, — сообщила она.
— Мой сын здесь, — возразил Вильерс.
Что до Лизетт, то она отнюдь не выглядела смущенной известием о сыне, хотя Вильерс не был женат.
— Леопольд, как это прекрасно! — восторженно вскричала она. Это звучало так, как будто она решила, что он произвел этого сына исключительно ради ее удовольствия.
Возможно, ей было невдомек, что Вильерс не женат, но об этом хорошо знала мать Элинор.
— Вы хотели сказать, что с вами находится ваш воспитанник? — произнесла она ледяным тоном. — Слово «сын» вырвалось у вас случайно? Отвечайте же, ваша светлость.
— Нет, я не оговорился. Тобиас действительно мой сын, — ответил Вильерс и повернулся к лакею. — Приведите моего сына сюда из детской, будьте любезны, — попросил он.
— Вы счастливчик, — беспечно прощебетала Лизетт, — я бы тоже хотела иметь детей.
— Да угомонись ты, — вырвалось у герцогини, побледневшей от гнева.
— Мама, — попросила Элинор, с жалостью глядя на ее состояние. Герцогиня не разделяла пуританских взглядов и не была очень удивлена, но считала, что каждый должен знать свое место. Она всегда ратовала за неукоснительное соблюдение приличий.
— Молчи! — прикрикнула та и на нее, округлив глаза. — Ты слишком невинна, чтобы понимать все скрытое значение этого... этого... — Оставив дочерей, она встала перед Вильерсом: — Это открытый вызов! Ваш сын не имеет права появляться в приличном обществе, Вильерс. Вы наносите оскорбление обществу и не можете этого не знать.
Вильерс задержал свой пронзительный взгляд на герцогине, потом, улыбнувшись, отвернулся к Лизетт.
— Мой сын был рожден вне брачных уз, — пояснил он. — Я прошу прощения за эту вольность, за то, что я привез его под вашу крышу и открыто объявил об этом.
Для Лизетт нарушение светских условностей было скорее правилом, чем проступком. Улыбнувшись в ответ, она повторила:
— Вы счастливчик.
— Теперь вы видите, что натворили? — зашипела герцогиня на Вильерса. — Вы заражаете своим легкомыслием невинные души. Эта бедняжка даже не в состоянии понять всей глубины оскорбления, которое вы ей нанесли.
Вильерс хранил самообладание, однако герцогиня вышла из себя.
Что касается Элинор, то она была сыта по горло диктатом матери. Сейчас ее чувство справедливости было снова жестоко уязвлено, хотя дело и не касалось ее самой. Она знала, что сейчас последует еще более унизительная сцена, потому что, когда герцогиня теряла над собой контроль, она сметала все на своем пути.