сообразил Костуш.
В подтверждении его мыслей женщина сняла с полки уже на две трети опустошённую бутылку, сама разлила остатки в две кружки, одну из которых поставила перед Костушем.
Дальше Дюжана запинаясь и повторяясь начала говорить. Смысл её слов сводился к тому, что она очень благодарна за оказанную помощь, и на всю жизнь пронесёт добрые чувства к Костушу. Набрав воздух, хотела ещё что-то добавить, но видимо забыла, или передумала и, после паузы, просто предложила выпить за то, чтобы люди всегда помогали друг другу, и, обхватив двумя ладонями, поднесла кружку ко рту.
Костуш тоже отхлебнул вина, при этом его взгляд натолкнулся на уже пустую бутылку, привлекающую внимание своей необычной шестигранной формой, да ещё с квадратным красным горлышком. Это форма не просто заинтересовала его, по краю сознания промелькнуло узнавание: где-то подобную бутылку он уже видел. Постарался вспомнить, а вспомнив, быстро поставил на стол недопитую кружку.
— Мадемуазель Дюжана, — спросил он, — а откуда у вас эта бутылка?
— Да, твой сосед Волит принёс. Узнал, что завтра съезжаю, вот и напросился в гости, сказал: «Устроим прощальный ужин».
Костуш видел подобные бутылки ещё в прошлом году, когда вместе с Волитом работал над книгой и ему приходилось несколько раз заходить к нему домой. В тот раз поэт, как обычно, стал жаловаться, что не может нормально, продуктивно трудится без вина, и умолял Костуша выделить ему деньги, или просто купить кувшинчик, для стимуляции творческого процесса.
— А эти чего не выпьешь? — поинтересовался Костуш, указывая на две шестигранные бутылки с красными горлышками, выглядывающие из распахнутой дверки обычно запертого на ключ шкафа.
— Ты что!? Ты что!? — всполошился Волит, быстро вскочил с кресла, и, подбежав к шкафу, плотно захлопнув дверку. — Ты даже не представляешь сколько они стоят! Мне их подарил один дворянин из империи. Я помог сочинить ему балладу, которую он посвятил своей возлюбленной, а это его дополнительная благодарность, помимо гонорара. И поверь, их цена сравнима со всем гонораром.
— И что же это за вино, чего оно такое дорогое?
— Хи-хи, — засмеялся Волит, — это, мальчик мой, не совсем и вино. Если налить его даме, то уже после одного бокала, от обуявшего желания женщина просто теряет голову, и буквально бросается на мужчину.
— Сами как, проверяли? Работает?
— От знакомых слышал — забавное рассказывают. Сам, пока не испытывал: когда женщину привожу к себе, то зачем тратить дорогое средство? Уж коли пришла и так понятно — всё сладится. А если незаметно подлить в ресторане, где уверенность, где гарантия, что именно меня возжелают? Вот и стоят пока бутылочки, ждут своего случая.
Сейчас, посмотрев на сидящую напротив и раскрасневшуюся мадемуазель Дюжану, Костуш вспомнил тот разговор, и понял, что «случай» Волит организовал, только родители обломали поэту его пакостную задумку.
— Интересно подействовало на учительницу? Думаю, мадемуазель на меня не бросится: всё же, кажется, выдержанная женщина. Жалко, почти весь дар слил в больнице, отключить её не смогу, если что, придётся так отбиваться, — с улыбкой подумал Костуш.
Ещё немного посидев и поболтав ни о чём, они стали готовиться спать.
Мадемуазель Дюжана спала под своим одеялом и на своей подушке, привезённых со старой квартиры вместе с остальными вещами. Выдав Костушу его одеяло и подушку, она скрылась в спальной комнате.
Костуш снял брюки, оставшись в сорочке, длина которой по существующей там моде доходила до колен, завернулся в одеяло, лёг на сундук, подсунув под голову подушку и, задув лампу, почти сразу уснул.
Дюжана разбудила его среди ночи.
— Мальчик, ты замёрз! Идём, идём, я тебя согрею!
Плохо соображающий спросонья, Костуш, послушно пошёл за ней в спальню, где за приоткрытой дверью светился огонёк лампы. Хрупкая на вид мадемуазель, неожиданно сильно толкнула его в кровать, уложив на спину, сама оседлала Костуша сверху, и приговаривая: «Сейчас, сейчас», начала задирать вверх его рубашку.
Выскочившие из разреза халатика груди, болтались перед глазами парня.
Костуш полностью проснулся. Ситуация сложилась неприятная: ему предстояло унизительное объяснение, но деваться было некуда.
Скинув с себя Дюжану, он крепко перехватил её руки, и начал объяснять про бутылку Волита, про то, что это не она сама, а средство так её распалило, а в заключение объявил о своей неспособности.
— Волит настоящая мразь, но о нём потом. Ты-то почему не можешь? Достаточно взрослый и Древоходец — вы же не болеете?
Костуш рассказал о «гвардейских» таблетках.
— И что совсем никак? — в голосе Дюжаны звучала растерянность и обида.
Поднявшись с постели, Костуш ответил:
— Разве только через год, может меньше.
— Волит мразь! — по новой взъярилась женщина.
— Зато талантлив, — вы сами говорили.
— Не представляешь, как мне плохо, а как услышала про бутылку, теперь ещё и мутит!
— У меня осталось мало дара, — выдоили в госпитале на сухую. Поднакоплю, попозже вас усыплю, а сейчас, по любому, надо очистить желудок от этой гадости.
Одной рукой придерживая Дюжану, а в другой неся фонарь, он помог женщине добраться до кухни, где заставил выпить две кружки воды.
Дюжана нагнулась над сливным отверстием в углу, но начала терять равновесие, заваливаясь вперёд. Костуш успел её подхватить двумя руками под низ живота и так удерживал, пристроившись сзади.
Это положение, когда прижимаешься к ягодицам женщины, показалось ему каким-то очень естественным, каким-то, как сказали бы сейчас, — весьма эргономичным.
Дюжана стояла, согнувшись в поясе, её руки и голова безвольно свешивались вниз. Несколько раз закашлялась, но дальше ничего не получалось.
Костуш надумал ей помочь, — вызвать сокращение желудка крупицей дара, только прежде собрался её предупредить.
— Разрешите…, — начал он.
— В позе, как сейчас меня поставил, что-то запрещать уже поздно. Действуй! — ответила мадемуазель Дюжана.
— Опять вы за старое! — с укором заметил Костуш, — я просто хотел…, — но договорить не смог, — процесс освобождения желудка наконец-то начался.
Умывать её пришлось, посадив на стул, самостоятельно стоять уже не могла.
Костуш надеялся, что сейчас уложит в кровать и она сразу заснёт, но «любовный напиток» от Волита, так просто не сдавался, правда возбуждающий эффект вылился в желание выговорится.
Ему поведали, что все мужики козлы и сволочи. И Волит подлец, и бывший хозяин квартиры подлец, и директор школы, где она работает, женатый, а подкатывает — тоже подлец.
— Ну, не все мужики подлецы, — возразил Костуш.
— Да, ты не подлец, но ты и не мужик, — хихикнула Дюжана.
— Это не на всю жизнь, и потом, когда я вот сейчас стоял, прижавшись к вам сзади, мне показалось….
— Что, что, показалось? — сразу заинтересовалась Дюжана, и стала приподниматься в кровати.
— Ничего, ничего! Я просто так, я молчу, —
