Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Наш хозяин Олаф Свенссон — Олег Свиньин — был, похоже, из последних. Хотя в разговоре старательно избегал прямых ответов. То, на чем мы плыли сейчас, оказалось его «семейным предприятием» — старшая женщина была его женой, молодая и один из парней — его дочерью и сыном, второй парень — мужем дочери. Жили они дальше по берегу этого фьорда, в… — слово это у норвежцев означает и «деревня» и «хутор». На жизнь зарабатывали — ясно чем.
— …рыбаки мы все, земля-то не пахотная! Что поймаем — сыты будем. Перед войной хорошо жили — не богато, но и не бедствовали, а что еще человеку надо? Я на траулере, полгода сезон, полгода дома. Сына хотел в училище морское отдать — да вот война, ну да после пойдет… Дочку замуж выдал в тридцать девятом, за хорошего человека — образованный, места капитана ждал, помощником ходил уже два года. Дом по дешевке купили, починили, баркас этот — тоже…
Земля пахотная — ну никогда не сказал бы так норвежец, да и наш, живший тут поколения. Точно — с двадцатых ты, псковской или тверской — на хохла не похож… И попал ты на севера не иначе как в раскулачивание, а границу перелетел, воронок, срок оттянув на канале — до тридцать третьего тут граница еще на некрепком замке была, слышал что-то… Ну да я тебе не товарищ Ежов или Берия, мне твое житие прошлое по барабану. И слушаю я тебя очень даже внимательно, единственно чтоб понять — чего ждать от тебя и твоего семейства прямо сейчас. Потому как не решил еще — дойдем до сговоренного места и мирно разбегаемся, или…
— А что ж ты здесь? Тебя послушать — так тебя, зятя да и сына на любое судно бы взяли, может, даже не простым матросом, а целым боцманом? Или немцы в торгфлоте своем сейчас мало платят? Уж точно не одной рыбкой бы питались!
— Или на дне бы лежали. Сколько знакомых моих лежат, война ведь! А по-нашему, так лучше — не в первых, но зато и голову сохранишь. Пока — война. Ну а после видно будет. Те победят, эти — всем моряки нужны. И рыба тоже.
— Так ты что, за немцев, или…
Знал бы ты, дядя, что ответом своим сейчас приговор выносишь. И себе, и всем своим.
— Знаешь, начальник, отчего я от Советов ушел? С землицы родной, где дед и отец мои остались? Это вот «даешь!» — и гори, себя не жалея, ради общего дела. Нельзя так, чтобы всем и по приказу! Вон, кровь моя, сын Игорем был — стал Ингваром, и дочка Оля — стала Хельгой, от русских речь только осталась. Я ни за тех, ни за этих — я за жизнь, которая при любых должна продолжаться. А не гореть, незнамо за что.
М-да, а впрочем, если б не план «Ост» — не стало бы у нас таких свенссонов. Ладно, живи, дядя, раз семью свою так любишь. Потому что донесешь после — и хрен немцам докажешь, что случайно помог: подметут и тебя, и твоих без остатка.
— Как знаешь, дядя. Только тех, кто смирно сидит, тех первыми и режут, как один мой знакомый сказал, Румата Эсторский — ну да ты не знаешь его. Мы вот, может быть, своей смертью и не помрем, хотя и хочется, но уж точно любому врагу напоследок такое устроим, в аду нас со страхом помнить будет. А тебя прихлопнут походя, как комара — и даже отомстить некому.
— Не прихлопнут, — твердо ответил Свенссон. — Рыбка, она всем нужна. Как хлеб. Война, не война — а кушать хочется.
— Ага. Хочется. Потому ты сейчас и плывешь на палочном ходу!
Немцы — это орднунг! То есть, чтобы ничто мимо кассы! Здесь, в Норвегии, не было таких зверств, как на Восточном фронте, но налогом облагалось всё; причем в отличие от большевиков с их продразверсткой или братков девяностых с их поборами «за охрану», собиралось все до копейки, и никакие оправдания в расчет не брались по определению. Норвежцы, естественно, не были дураками — как учесть, сколько рыбы ты вчера поймал? — но и немцы тоже. Таких, как Свенссон, могли остановить в любое время и по своему усмотрению забрать любую часть улова (правда, пару самых тощих рыбин обычно оставляли, чтоб с голоду не помер).
Впрочем, менты — они одинаковы всюду и во всех временах. В конце девяностых мне пришлось по делу с месяц жить в Питере у одной дальней родни. Васильевский остров, Шестая линия — и прямо под окнами, у закрытого кинотеатра, самостийный «блошиный рынок», на который раз-два в день совершали налет менты. Лениво покрикивая что-то о торговле в неустановленных местах, они обходили ряды, собирая оброк в свой карман, надо полагать, по закону! Еще у этой родни в квартире делали ремонт два таджика — клали плитку в ванной; так вышло, что по завершении не оказалось под рукой машины, чтобы отвезти их обратно.
— Тогда на такси дай, хозяин! Уговор был, что отвезешь. И вызови.
— Вы что, оху…? Отсюда до Петроградки — пешком добежать двадцать минут, тем более что лето, сухо и тепло! На трамвай дам — и не борзейте!
— Нет, хозяин, нам нельзя. Милиционер спросит — где регистрация? Вот, пятьсот рублей. Дальше другой подойдет спросит. А если в участок, то все деньги, что ты заплатил, найдут и отберут. На такси дешевле выйдет, хозяин! За что работали?
— Тьфу! Ладно, держите еще — вызову сейчас.
М-да, оставляли рыбакам не много, лишь чтобы с голоду не померли. Но для Свенссонов рыба была не одной лишь едой, но и товаром на продажу, за который они только и могли купить хлеб, одежду, любую нужную в хозяйстве вещь — и топливо тоже! Потому сейчас мы сплавлялись, не включая мотор, пользуясь отливом — сам хозяин, его сын и зять здоровенными дрынами (назвать это веслами у меня язык не поворачивался, разве что такие на римских галерах были) то подгребали, то отталкивались от дна или камней.
— Так даже лучше. Там, на мысу, раньше лоцманский пост был. А теперь немцы свой поставили. Мимо идешь — остановят, обыщут, заберут. Особенно если с уловом идешь.
Это он про тот самый пост СНиС.
— …мотор слышно издалека — подходишь, там ждут уже. А вот так, по-тихому, с отливом туда, приливом назад, могут и не заметить. Внизу, у причала обычно часового нет, ну если только кто из солдат с удочкой, так это не страшно, можно даже на рыбину сигареты выменять. Когда туда, и так обычно пропускают — знают, что пустой. Но с вами лучше, чтоб спокойнее…
Ага. И гарнизон того поста — шесть человек. И, как наш хозяин успел рассказать, причал от домика не виден. Причем двое всегда в домике — надо полагать, сигнальщик-наблюдатель и дежурный по связи (блин, радио там у них или телефон?). Итого в «комитет по встрече» входят максимум четверо. Против нас. Справимся!
Это если все же остановят. Если не сумеем, по замыслу, тихо пройти дальше за мыс и там, быстро облачившись, нырнуть. В самом худшем случае — как нам тогда казалось.
Сигнал вызова. Немного некстати. На лодке волнуются, ждут.
— Волку — Лес. Нормально все. Позже!
Не объяснять же, что плывем на баркасе с радушными хозяевами из местных! Просто ответили, что все целы, возвращаемся. И можем чуть задержаться, поскольку скорость этого плавсредства сейчас явно меньше наших «Сирен». Разве что за мысом включим мотор.
Близко уже. Вот сейчас, за тем выступом, откроется пост. Мы сидим или полулежим на палубе, спускаться в маленькую каюту или в трюм никто не захотел. Оружие не на виду, но готово к бою. Хозяева дали нам надеть длинные прорезиненные плащи, сами оставшись в свитерах, так что мы, на первый взгляд со стороны, сойдем за местных. Без драки или с ней — а пофигу, прихлопнем походя еще четверых тыловых насекомых! А когда нырнем, хрен нас чем достанешь — и опять болтаться по лодке без дела, ей-богу, выпрошу у командира этого пленного штурмана для отработки на нем приемов рукопашки, не на членов экипажа же нападать!
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
