из зарождающегося дня, хотя любая нечисть предпочитает для этого кровь.
«Тогда он просто лапушка, хоть прямиком в Ирий, – смотрела через отверстие в камне и размышляла Рута. – И всё равно мертвяка на кровь скоро потянет. А чтоб люди не сбежали, когда начнут один за другим умирать, деревню будет охранять волколак».
Она вернулась к себе и принялась собираться на встречу с колдуном. Расчесала свои длинные и блестящие тёмные волосы и заплела в косу. Повесила на шею два амулета и укрыла их под мужской рубахой со стоячим воротом. Амулеты нарочно выбрала слабенькие, не столько защитные, сколько отвлекающие от главного оружия, перуновой стрелы. Её пришлось сунуть просто в карман штанов, оттуда удобней всего быстро выхватить.
Потом Рута занялась ворожбой. Попросила у хозяйки дома иголку с длинной ниткой, унесла к себе в комнату и довольно долго шептала над иглой заклятия. После этого спрятала ещё одно оружие на себе, воткнула в изнанку подола рубахи. Колдун не должен иглу ни увидеть, ни наткнуться, если вдруг потянет блудливые ручонки.
– Иди же ко мне, мой сушёный сморчок! – призывно произнесла Рута, заглянув перед уходом в маленькое зеркальце. Потом сама себе подмигнула и добавила, ощерившись не хуже волколака. – Загрызу!
Подбодрив себя таким образом, девушка направилась к дому патриарха деревни и оказалось, что Хорт-Усман готовился к их встрече не менее старательно. Не только снова тщательно принарядился, к насмешливому удивлению Руты, с помощью бабьих притирок, навёл на морщинистых щеках румянец.
Шагнул дедуля навстречу гостье споро, словно собирался сходу девушку обнять, но тут вдруг случился старческий конфуз. Дед громко испортил воздух, а Рута, не сдержавшись, отшатнулась и прикрыла носик рукавом.
– Кажись, наш дедуля зело разволновался, – немедленно захихикал колдун, кукловод в захваченном им теле. – Так рад тебя, привереду, видеть! Откушать с ним, кстати, не желаешь? Нет? Тогда к делу.
И всё-таки о своём деле Хорт сразу не заговорил. Замолчал, словно собирался с мыслями. В это же время старый Усман принялся вышагивать перед Рутой взад-вперёд. Старческой шаркающей походкой, подгибая трясущиеся колени, зато горделиво выпячивая грудь, потряхивая остатками волос, причмокивая и подмигивая.
Потом дед словно опомнился, хлопнул себя руками по бокам и захихикал, обнажая жёлтые стёртые зубы. По первым же словам Рута поняла, что говорит опять Хорт:
– Видала, что вытворяет старый греховодник?! Стоило мне чуток задуматься, как он уж гоголем вышагивает, завлекает! Как, голуба, хоть чуток проняло? Не-е-ет? Эх, а дед так старался! Он ведь чего нервничает – я желаю тебя замуж позвать. В таком случае выходит, Усман счастливый новобрачный! Вот старый хрен и разлакомился, хотя по-своему он прав. Супружеские обязанности – пусть силком да колдовством, – ему, счастливчику, исполнять!
– За меня, вестимо, вы уже всё решили? Оба? – усмехнулась в ответ ворожея.
– И чего тут решать? – зачастил колдун. – Ворожее, не сумевшей защитить спутника, нового или вовсе не дадут, или дадут не скоро. В мир, опять же, из Ордена не отпустят, разве что к старости.
– Сама не уйду, – поглядывая исподлобья, призналась Рута, – куда идти, коли одна на целом свете… В лечебнице, небось, пригожусь.
– Горшки за недужными таскать? Скучно!
– Привыкну… – как Рута не крепилась, выглядела она расстроенной. – Но в чём-то ты прав, всегда желала жизнь прожить поинтересней. Опять же расставания с Тавром я не перенесу! Вот не будет у него другой спутницы, всё для этого сделаю!
– Какой ещё другой спутницы? Надумаешь отсюда уйти, я твоего зазнобу убью, как и обещал! А вот если останешься, заимеешь сразу двух справных мужиков – великого колдуна и красавчика-оборотня. Правда в одном теле, но ничего, поладим.
– А этот сморчок? – подозрительно прищурилась Рута, ткнув пальцем в Усмана.
– Старикашку, ясно дело, побоку, чтобы тот себе не навоображал! Приберегу временно, пока от его имени управляю деревушкой. Эх и заживём! Все на нас работают, а чужаков, жрецов или другой власти нет!
– Всё равно не понимаю, зачем тебе я, – задумчиво сказала Рута, – в деревне женщин на любой вкус.
– Во-первых, наш союз предпочтительней – я колдун, ты ведьма, да ещё дивная красавица! Во-вторых – ну не смогу я пользоваться местными бабами. Начнут ведь рожать.
– Совсем не чадолюбив?
– Не в этом дело. Поедать потом собственных детей чересчур даже для меня.
– То есть как поедать?! – ошеломлённо выдохнула ворожея. Даже подумала, что ослышалась.
– Очень просто – обожаю полакомиться человечинкой. Ой, да не делай такое лицо, не каждый день, изредка! Понимаю, что на каждый день не напасёшься. Но если наши селяне будут хорошенько размножаться, проживу тут долгие годы. А ты, как жена, будешь на особом положении! Станешь вертеть мной. За свои ласки обновки и серёжки с колечками требовать, хе-хе. Вся деревня в ножки тебе станет кланяться, опять же детки наши совместные целы останутся. Любить их стану и лелеять.
– Согласна! – неожиданно решилась Рута. И, сделав стремительный шаг к отшатнувшемуся от неожиданности Хорту-Усману, влепила поцелуй в синеватые, сухие губы старика. – Хочу колечки-серёжки! Желаю, чтобы все мне в ноги кланялись, уговорил! Когда свадьба?
И Рута опять прильнула к губам жалко задрожавшего старика. Щёки девушки пылали, а руки нежно оплели Усмана и принялись ласкать его спину и сгорбленные плечи. Потом одна рука стала поглаживать седой затылок.
– Оженимся сегодня же... – срывающимся голосом пробормотал то ли сам Усман, то ли колдун. – Прижмись сильнее...
– Как скажешь, зазнобушка! – вкрадчиво прошептала ему в ухо Рута, одновременно уколов дедусю перуновой стрелой. В плечо и легонько, но Усман немедленно обмяк.
Рута успела его подхватить и потихоньку довела старика до лавки. Как только дед чуть опомнился, он с озабоченным лицом принялся ощупывать шею, словно ему давил воротник рубахи. Даже рванул ворот и оттянул, но видно помогло мало.
Усман, конечно, не представлял, что его шею сейчас захлёстывает и слегка тревожит тонкая верёвка призрачного аркана. На другом конце которого мечется тоже призрачный, перекошенный от злобы колдун. Рута это видела через ведьмин камень и была страшно горда, что всё у неё получилось. Перунова стрела вышибла мертвеца-подселенца из чужого тела, а заговорённая иголка с ниткой, воткнутая в рубаху Усмана во время поцелуя, поймали колдуна тем самым призрачным арканом.
Тем временем недоумевающий Усман всё продолжал потирать себе шею и откашливаться, поэтому Рута вынула из его рубахи иглу и нашла
