Книга Туда Без Обратно - Эльчин Сафарли

…Суетливый дождь в летнем Стамбуле. Вчера миллионы теплых капель сорвались с неба в самый разгар обеденного перерыва, когда сотни горожан, покинув удушливые офисы, спешили в любимые ресторанчики. Дождь безжалостно вымочил образцы монотонного дресс-кода, аккуратно зачесанные волосы. Кто-то отчаянно матерился, кто-то счастливо подставлял лица под капли небесной воды. Кто-то плакал вместе с дождем. Я была одна из последних… Смотрела в окно, считала капли на мокром стекле. Наблюдала за тем, как Босфор меняется в цвете: дождь взбивал воды пролива, добавляя серо-зеленого. Босфор привык. Сдружился с небесными посланниками…

Дождь говорит о грядущих переменах. Пропитывает силой: «Она тебе понадобится». В компании дождя я становлюсь жутко сентиментальной. Слезы непроизвольно текут по щекам. Слезы страха перед началом чего-то нового — неизвестно, хорошего или плохого. «Не прячь слезы, Алекса. Слезы для того, чтобы их выплакивать, а не держать в себе. Жители Неба тоже позволяют себе поплакать. Их слезы — это я, дождь. Но сегодня они плачут слезами счастья. Переполняющей радости…» И я невольно начинаю улыбаться. «Неужели Бог отменил налоги, установив безвизовый режим между небом и землей?» — «Нет. Все гораздо проще. Сегодня в мире родился миллион детишек, смертельные случаи отсутствуют. Разве не повод для радости?» Задумываюсь. «Почему же, повод. Дети — это хорошо».

Сквозь дождь мне слышно радио. По Istanbul FM Ханде Йенер[82]поет лирическую «Sorma».[83]Любимая вещь. Дождь пританцовывает на месте до самого конца, Внезапно задает вопрос: «Алекса, ты бы хотела стать матерью?» — «Конечно. Каждая женщина этого хочет» — «Ты ведь зрелая женщина. Не пора ли…?» Я зажигаю сигарету. Прохожу мимо окна, машу рукой Босфору. Он машет в ответ. «Куда мне сейчас младенца? Я в ужасном состоянии. К тому же заводить ребенка, будучи проституткой — как ты себе такое представляешь? Понимаешь, я могу о многом мечтать, но ведь реальность другая. Расстояние между жизнью, какой ты ее воображаешь, и жизнью, какая она есть». Дождь усмехается: «Не знаю… Не знаю… По-моему, ты ищешь причину… Списываешь все на существующую реальность… Может, попробуешь изменить ее?» — «Тебе легко судить. Живешь на небе, время от времени спускаешься на грешную землю, проблемами не загружен… Но я подумаю над твоим предложением». — «Подумай… Береги себя, набирайся сил. Ладненько, мне пора». Дождь обнимает меня напоследок. «Еще ведь увидимся?» Он отвечает из открытого окна: «Конечно. Дожди питают землю надеждой».

Я ложусь на кровать. Дотрагиваюсь до живота… Когда-то я тоже была ребенком — задолго до того, как стала проституткой…

…Озан принес чемодан на роликах голубого цвета. С магазинным ценником. Пустой. Спрятал под кровать. «Куда ты собрался уезжать? К родителям, в Анкару?» Просит сигарету. Затягивается. «Я не уезжаю». Наливаю Озану холодный айвовый сок, разбавляю с водой — он не любит нектары с густой мякотью. «Кто же тогда?» Смотрит на меня задумчиво. Наверное, я ужасно выгляжу. «Молодец, ты уже ходишь. Врач сказал, хромота пройдет со временем…» — «Озан, перестань меня мучить. Объясни, зачем чемодан понадобился?» Усаживает меня на колени: «Ты переезжаешь отсюда».

Я встаю и тут же сгибаюсь — от резкого движения заныла поясница. Черт. Он берет меня на руки, укладывает на кровать. «Врача вызвать? Давай-ка посмотрю рану. Повязку не снимала?» Боль отпускает. «Пустяки, Озан. Ничего страшного… Что ты надумал? Куда я переезжаю?» Ложится рядом. Какое-то время мы оба рассматриваем потолок. Он расписан бликами от торшера.

«Звонила мама. Послезавтра они возвращаются в Стамбул. Больше я не смогу приходить сюда часто. Я столько дней школу прогуливал, надо придумать липовую причину…» — «Надеюсь, твоя мать ничего не заподозрит». — «Ты плохо ее знаешь! Она знакома с директрисой. Я уверен, первым делом, как всегда, позвонит ей… Алекса, мои родители все равно узнают о нас. Скрывать нет смысла. Мы любим друг друга. Выстоим…» Меня захлестывают эмоции: «Озан, ты понимаешь, что говоришь?! Я не приличная девушка-турчанка из богатой семьи. Я обычная русская проститутка, которых пруд пруди в Турции. Твои предки не примут меня. Депортируют в лучшем случае…» — «Примут. Я пойду на все, чтобы быть с тобою. Пригрожу им самоубийством, если посмеют притронуться к тебе». — «Ох, Озан, прекрати… Мы можем встречаться и дальше… Время от времени… А так, какое будущее ждет нашу любовь?»

Плачу. Отхожу к окну. Озан следует за мной, обнимает сзади. «Я вчера всю ночь думал… Причин для нашего расставания сотни. Нет, тысячи. Если мы будем думать о них, то легче повеситься. Я не откажусь от тебя. Я не позволю, чтобы нас разлучили. Слышишь? Не позволю!» Оборачиваюсь к нему: «Озан, мне бы твой энтузиазм…» — «Скажи, ты любишь меня?» — «Люблю». — «Я люблю тебя еще сильнее! Доверься мне. У нас впереди нелегкие дни. Мы должны быть сильными…» — «А если меня депортируют?» — «Поговорю с отцом, у него есть связи. Он нас с Польшей всегда поддерживал. Когда сестра уходила из дому, я думал, что она потеряется в жизни: как видишь, выстояла — сейчас живет нормально…» — «Озан, да ты не сравнивай. Все знают, чьей дочерью является Польщен. Все знают, из какой она семьи. А я — кто я? Никому не нужная русская…» Перебивает: «Ты мне нужна! Этого разве не достаточно? Алекса, умоляю, не отказывайся от нашей любви. Давай объединимся, преодолеем трудности… Умоляю».

Я хорошо понимаю, на что иду. Я люблю этого мальчика, Я живу им. Надо попробовать. Что я теряю? Лучше умереть во имя любви, чем от рук потного полицейского. «Хорошо, Озан. Я готова к борьбе». Он целует меня в губы. Обнимает.

Через два дня я переезжаю в квартиру, в которой некогда жила Польшей. Она сейчас переселилась к своему возлюбленному. «Сестра в курсе всего, Алекса. И согласилась помочь нам. Я вас на днях познакомлю… Ты больше не будешь проституткой, забудь обо всем как о страшном сне». — «Но как тебе удалось уговорить сестру? Ты рассказал ей, кто я?» — «Да. Она все знает. Польшей поможет…» В голове моей полная каша. Не зря прощалась с этой комнатой. Предчувствовала. Впереди новая война. Готова ли я?…