ровно в тот момент, когда палец немца начнет давить на спусковой крючок. «Штурмбот» резко накренился, и немца мотнуло в сторону. Грохнул выстрел, но пуля прошла далеко в стороне от цели, а я уже распластался в прыжке, и второго шанса у пулеметчика не оказалось.
Лодка дернулась еще раз, и когда я отвернулся от мертвого врага, вырвав из его руки пистолет, последний оставшийся в живых немец продолжал лежать на дне лодки, с ужасом глядя на истекающего водой Игнатова, державшего нож у его горла.
— Нагулин, помоги! — Услышал я из воды голос Никифорова, — Командир ранен.
Мы аккуратно втащили капитана в лодку. Щеглов был без сознания, а его лицо обильно заливала кровь, смешанная с водой, стекавшей с мокрых волос.
Сначала мне показалось, что капитан мертв, но, положив руку ему на шею, я не только почувствовал слабую пульсацию, но и получил от вычислителя эксперсс-отчет о состоянии разведчика.
— Жить будет, — успокоил я товарищей, — Сильное сотрясение мозга, но кости черепа, похоже, не проломлены. Хорошая у командира реакция — успел, видимо, голову пригнуть. Пуля по касательной прошла. Его как дубиной ударило.
На лице Никифорова явственно проступило облегчение.
— Лодкой управлять умеешь? — повернулся я к немцу.
— Яволь, — дрожащим голосом ответил рядовой и часто-часто закивал головой, — прошу, не убивайте меня, я сделаю все, что скажете. Я могу быть полезным. Я знаю районы поиска других «штурмботов» и могу вывести вас отсюда. Герр офицер, у меня дети, семья в Вене. Я австриец, это не мой война…
— Заводи мотор! — прервал я пленного, — Если все сделаешь, как надо, будет тебе твоя Вена, после нашей победы.
Глава 8
К стрельбе посреди реки немцы на обоих берегах Днепра отнеслись крайне болезненно. В наши планы устраивать такие шумовые эффекты совершенно не входило, но что получилось, то получилось, и теперь приходилось действовать в новых обстоятельствах.
Мотор взревел на полных оборотах, и «штурмбот» довольно бодро начал набирать скорость. Прожектор в процессе захвата лодки бесследно сгинул за бортом, но в сложившейся ситуации это, пожалуй, было даже к лучшему. Немец, правда, ощутимо нервничал, ведя лодку на полном ходу и ничего толком не видя впереди. Убедившись, что в управлении нашим трофеем нет ничего особо сложного, я сам сел к мотору и приказал Игнатову связать пленного и присматривать за ним.
Пока немцы не разобрались, что произошло, мы стремились успеть проскочить как можно дальше вниз по течению. К сожалению, соображали враги довольно быстро, и нам наперерез вышли сразу две штурмовые лодки. Противник нас пока не видел, но примерно представлял, где мы находимся. Кто и в кого стрелял, немцы не знали и вести огонь наугад не решались, но расстояние между нами и «штурмботами» быстро сокращалось, и если мы хотели двигаться дальше, нам нужно было от них избавиться.
— Младший сержант, смени меня! Правь прямо и никуда не дергайся.
Никифоров занял место у мотора, а я перебрался на нос лодки, где Игнатов уже готовил к бою пулемет.
Я открыл огонь, когда до вражеских лодок оставалось метров двести. Моей первой целью стал мотор ближайшего к нам противника. Если бы лодка шла на нас в лоб, приподнятый нос скрывал бы от меня рулевого, но немцы стремились пересечь наш курс, и уязвимый бензиновый двигатель находился на линии огня.
Темноту прорезала яркая вспышка. «Штурмбот» резко потерял скорость, осел на нос, и его горящим костром понесло вниз по течению. Уцелевшие члены экипажа немедленно попрыгали в воду, чтобы сбить с себя пламя.
Одним противником стало меньше, зато теперь мы полностью себя раскрыли. С носа второй лодки ударил пулемет, и несколько пуль просвистели в опасной близости от нас.
Я перенес огонь на новую цель. Стрелять по ней было менее удобно — рулевой успел развернуть нос лодки на нас, и мотора я теперь не видел. Тем не менее, борта «штурмбота» не могли служить надежной защитой от пуль, и пулемет противника умолк после первой же моей очереди. Перед немцами встал неприятный выбор. Продолжать атаку, лишившись своего главного оружия, было глупо, но при попытке сменить курс они рисковали повторить судьбу первой лодки, подставив под мой огонь мотор.
Наверное, командир «штурмбота» все же решил, что точное попадание в двигатель его товарища было случайностью, и заложил резкий вираж, стремясь уйти со встречного курса. Еще один бензиновый костер вспыхнул посреди реки, но я бы не сказал, что наше положение при этом сильно улучшилось.
Видимо, уничтожение моста и расстрел штурмовых лодок очень сильно обидели гордых арийцев, и с берегов по нам открыло огонь все стреляющее железо, имевшееся у них в наличии. Темнота помогала нам недолго. Очень быстро она перестала быть плотной — осветительные ракеты и мины густо испятнали небо, и по нам начали бить прицельно.
Мы старались держаться ближе к середине Днепра. От каждого из берегов в разные моменты нас отделяло от пятисот до семисот метров — далековато для стрелкового оружия, но все равно не сахар, особенно если его применять массированно, что немцы и делали. Однако винтовочным и пулеметным огнем противник не ограничивался. Столбы воды от разрывов мин и снарядов вставали в неприятной близости от нас. Я отобрал у Никифорова рукоять управления мотором и бросал трофейный «штурмбот» в виражи, стараясь сбить немцам прицел.
Пока нас спасала скорость и все-таки не слишком хорошая видимость. Еще нам на руку играло то, что немцы на берегах не успевали толком пристреляться — мы слишком быстро проскакивали мимо.
Игнатов попытался было отвечать огнем из пулемета, но я приказал ему прекратить огонь. Давать немцам дополнительную подсветку цели вспышками выстрелов не стоило, да и патроны нам могли еще пригодиться.
Иногда нам удавалось прикрываться от берегов островами, но это давало лишь короткие передышки. В двух километрах впереди Днепр немного сужался, и островов на этом участке не было. Именно здесь немцы готовились нас остановить. Связь у противника работала неплохо, даже несмотря на то, что сразу после удара по мосту я с помощью спутников заглушил весь радиоэфир в районе Кременчугского плацдарма. Однако проводная связь у немцев тоже имелась, причем, похоже, ее сеть была весьма разветвленной.
Впереди нас с нетерпением ждали два десятка лодок, выстроившихся в линию поперек реки, а на оба берега немцы выкатили на прямую наводку скорострельные зенитные пушки FlaK 38, способные с семисот метров сделать из нашего «штурмбота» решето. Вот теперь мы действительно приплыли. На прорыв не было ни малейшего шанса — я просто не
