отложив очередную газету, оживился Альдо.
Не прошло и минуты как в кабинет бодрой походкой вошёл высокий худошавый человек с обезображенным лицом. Начинаясь на лбу, через его нос и скулу тянулся неподвластный времени и целителям глубокий шрам. Такой шрам, какой способна оставить лишь магия.
Войдя, начальник внешней службы безопасности культа коротко поклонился и чётко отрапортовал:
— Расследование завершено, готов доложить суть ситуации.
— Не стоит быть столь официальным Григор, как видите, обстановка располагает к неформальности. Присаживайтесь и докладывайте, — улыбнувшись, попросил Альдо, указав взглядом на свободное кресло.
Ещё раз коротко поклонившись, человек со шрамом проигнорировал приглашение сесть, принявшись чётко и по возможности коротко излагать информацию.
— Как я выяснил, баронесса начала пользоваться мужскими талантами Арта Стиглара около года назад. Делала она это с разной периодичностью, но чем дальше, тем чаще. По их договорённости, а вероятно при помощи ментальной закладки, днём Арт получал сообщение от посыльного, а получив, вечером являлся в поместье. Примерно месяц назад, из-за его болезни, визиты прервались. По словам нашего осведомителя из числа слуг, Агелину ситуация расстроила, из чего можно сделать вывод, что она на него подсела. Сегодня утром баронесса вернулась из Витбурга не в самом лучшем расположении духа: проблемы с эльфами на местных каменоломнях. Вероятно, кто-то из слуг видел Арта в городе и сообщил ей, что тот поправился. Опять же предполагаю, что информация о сути исцеления и статусе клеврета до неё не дошла. Днём баронесса отправила посыльного в дом Стигларов. Из домочадцев посыльный застал сестру Арта, которую попросил передать требование явиться. Лика, так зовут сестру, просьбу не выполнила, решив вероятно отгородить брата от «прошлой жизни». Утайка, однако, на события не повлияла. Арт банально вернулся слишком поздно, а баронессе, простите за словечко, свербело. Она дала указание телохранителям доставить парня в поместье. Братья церемониться не стали. Собственно, похищение Арта произошло три часа назад. Попав в поместье, он его территорию не покидал. Что прикажете предпринять?
Выслушав доклад, Альдо задумался. Ситуация выходила не только глупая, но и непростая. С точки зрения доступной власти, он многократно превосходил баронессу. Однако, власть штука хитрая и в конкретном случае её лучше не применять. И не только потому, что Агелине, не считая кучи местной недвижимости, фактически принадлежит соседний город. Из-за отсутствия на юге полноценных образовательных учреждений, в городах-крепостях до обидного мало архимагов. Зато те, которые есть, волей судьбы обладают ну просто ненормальной силой. Баронесса — одна из них.
— С утра направьте в поместье официальную депешу о текущем статусе и состоянии Арта Стиглара, — обдумав ситуацию, произнёс глава.
— И всё? — с нескрываемым удивление произнёс человек со шрамом.
— Нет, не всё. Разместите рядом с поместьем людей и как только Арт поместье покинет, привезите его ко мне. А в остальном, пусть сам выкручивается, посмотрим, на что парень годен…
***
Состояние было странным. С одной стороны, тело болело, особенно спина и левая рука. С другой, меня наполняло приятное тепло. Особенно много тепла присутствовало в очагах боли. Ощущение выходило противоречивое, вроде и болит, а вроде и в удовольствие. Мазохизм какой-то.
Открыв глаза, я попытался приподняться, но не смог. Никаких физических ограничений вроде бы не было, скорее на меня словно поставили блок. Не насильственный, а рекомендательный, так сказать. Мол, хочешь быть здоровым, лежи и не дёргайся.
Где-то рядом мягко забренчали струны. Не успел переливистый аккорд затихнуть, как пространство наполнил приятный мужской голос. В стиле похожем на земной романс, он пропел:
— О ночь любви, о ночь печали. Слиянье тел, разлука душ. Так грубо крылья оторвали, так быстро чувства остывали…
Завершив, а может и не допев куплет, голос замолк, оставив послевкусие глубокой задумчивости. Помолчав с минуту, невидимый сосед опять провёл по струнам, выдав аккорд в более высокой тональности.
— О ночь любви, о ночь печали. О ночь пленённых мотыльков… — здесь певец замолк, словно подбирая новые строки.
В этот момент до меня дошло, что программу максимум — подняться с поверхности, на которой я лежу, выполнять вовсе не обязательно. Однако, можно выполнить программу минимум — повернуть голову и заговорить. Увы, воплотить задуманное удалось лишь частично: шея, а она тоже болела, поворачиваться не пожелала. А вот заговорить вполне себе удалось.
— Где я? — глядя в ровный серый потолок, произнёс я.
— Хм… — неопределённо хмыкнул приятный голос, подкрепив своё хмыканье очередным аккордом.
— Очень содержательно, — съязвил я.
— Лежи и не двигайся, мой избитый друг по несчастью, — заговорил невидимый собеседник. — Какое-то время назад сюда приходил целитель. Замечу, очень хороший целитель. Он наложил на твоё тело восстанавливающую магию. Не знаю, насколько сильно тебе досталось, но в самое ближайшее время всё должно прийти в норму.
— Так где мы находимся? В больнице? — вернулся я к заданному ранее вопросу.
— В поместье баронессы, я полагаю, — ответил голос и выдал новый — наполненный безнадёгой аккорд.
— Постой, ты говоришь, приходил целитель. Кто-то знает, что мы здесь?
— Многие знают, про меня, по крайней мере, вот только вряд ли это что-то изменит, — не пожалел вдаваться в подробности собеседник.
Так, ладно, попробую зайти с другой стороны.
— Как давно меня сюда принесли?
— Часа четыре назад, — охотно ответил голос.
— А ты кто? — не имея возможности сменить угол обзора, запросил я словесное описание.
Невидимый собеседник вздохнул особенно страдальчески. Зазвенели струны.
— Я бард, я ветреный мальчишка. Я жменя листьев золотых. Творенье леса, света вспышка, меж звёзд сверкающих ночных, — перебирая струны, пропел голос.
— А зовут-то тебя как? — набравшись терпения, поинтересовался я, приготовившись выслушать очередную порцию лирики вроде «Зовут, зовут меня Сергей. Как мух на мёд влеку блядей».
— Моё имя Лютенгарус, — в очередной раз вздохнув, вполне прозаически ответил голос.
— Давай я буду звать тебя Лютик, — предложил я.
— Лютик… А это кто или что? — просмаковав незнакомое слово, поинтересовался голос.
— Да тут такое дело. Видишь ли, любую приличную лошадь положено звать Плотва, а любого приличного барда Лютик, — уверенно заявил я и, неожиданно для себя, повернул в сторону собеседника голову.
Мысль, что так можно и проколоться, выдав свою иномирскую природу, отошла на второй план из-за увиденного. Как я, так и мой собеседник, находились в тюремных камерах. Камеры, однако, были нетипичными.
Готов биться об заклад, что изначально содержать узников в этом месте не планировалось. Но кто-то взял и разгородил решётками довольно большое прямоугольное помещение. Получилось две камеры разделённые решетчатым буфером. Результат вышел просторным, где-то пять на пять метров.
Мою камеру удобствами обделили. Из радостей человеческих в ней имелась лишь подстилка из грубой валяной шерсти и деревянное ведро у стены.
