повторил по второй, перегораживающей шлях южнее. Три конечные машины повернули по дороге, ведущей от шоссе к Привалкам, постреливая из пулемётов по замешкавшимся сбежать в лес егерям.
Основной танк Т-72
В это время по заливным лугам поймы, прикрываясь деревьями, растущими вдоль совсем уж заросших стариц, с севера на деревню двинулось 30 БМП-2 и 20 БТР-70 (одну роту первого батальона оставили прикрывать артиллерию и штаб полка). Приказ перед атакой нам выдали однозначный: боеприпасы для автоматической пушки экономить, из автоматов стрелять расчётливо, пулемётные патроны не жалеть.
Немцы, хоть и засуетились после стрельбы из танковых орудий, но вполне можно сказать, что мы их застали врасплох. Когда по броне катящейся с неумолимостью парового катка стальной армады защёлкали винтовочные пули, кто-то в десантном отделении моего БМП-2 с бортовым номером 467 даже захохотал.
Ребята действительно очень экономно стреляли двух-трёхпатронными очередями через бортовые бойницы. Зато наводчики отрывались, паля из ПКТ по фигуркам мышиного цвета.
Минут через десять, когда мы, наконец-то доползли до центра деревни, появились признаки организованного сопротивления. Кое-где из окон домов слаженно, хоть и бессмысленно, били винтовки или вспыхивал очень характерный огненный цветок на дульном срезе «машингевера». С этими расправлялись короткими очередями автоматических пушек или КПВТ. Время от времени гремели слабо слышимые в какофонии боя и под бронёй взрывы гранат. Но часть немцев уже драпала. Одни, столкнувшись с танковым взводом, пришедшим от шоссе, на запад, к переправе, другие — на юг, подальше от нашей бронированной лавины.
Быстро обнаружили и уничтожили пару расчётов 50-мм миномётов, успевших открыть огонь в надежде, что хотя бы взрывы мин нанесут какой-нибудь вред нашим машинам. Нанесли! Краску, сволочи, поцарапали и осколком разбили триплекс у одного из бронетранспортёров.
А с юга уже послышался басовитый рокот зенитных НСВТ. Это обошедшие село Т-72 встречали улепётывающих егерей.
Наш ротный Миша Байков по радио отправил мой взвод и взвод Жени Ждановича впереди танкового взвода в сторону переправы. Доползли, отстреливая по пути драпающих фрицев. И не успел передовой танк уложить снаряд в уже наполовину возведённый мост, как с опушки леса на противоположном берегу ударили полковые орудия, а на луговине стали подниматься фонтаны земли от рвущихся миномётных мин. И сразу стало не до экономии дефицитных снарядов для 30-мм пушек 2А42.
Солнце опустилось за кромку леса, так что вспышки от выстрелов немецких орудий и миномётов были хорошо заметны. Буквально в первые же секунды подавили две «полковушки». Потом что-то шваркнуло по верхнему носовому бронелисту и с визгом ушло в рикошет.
— Командир, я её засёк, — крикнул оператор-наводчик моей машины Талимжан Ибрагимов.
— Гаси её! — рявкнул я, поняв, что он говорит о противотанковой пушчёнке, только что выстрелившей по нам.
Короткая очередь, и за рекой под кустом заплясали разрывы осколочно-фугасных снарядов.
Дистанция до огрызающихся немцев мизерная, две-три сотни метров, и они, и мы ведём огонь прямой наводкой. Но на нашей стороне скорострельность и, пусть и хлипкая, но броня, большие углы наклона которой только что спасли мою машину. Полторы-две минуты, и артиллерия подавлена, после чего пришёл черёд расстрела скопившихся на том берегу грузовиков и отстрел из пулемётов тех, кто не успел сбежать в лес.
Первый наш реальный бой с гитлеровцами, закончившийся уже в начавшихся сумерках, не обошёлся без потерь. Машину из взвода Ждановича, развернувшуюся бортом, чтобы дать возможность десанту стрелять из автоматов, бронебойный снаряд противотанковой пушки прошил насквозь. Одному из мотострелков оторвало левую руку, а второму, сидевшему к нему спиной, навылет пробило грудь. Ещё двое погибли и шестеро были ранены среди ребят нашего и первого батальона при прочёсывании леса восточнее Привалок: всё-таки против нас действовали не абы кто, а егеря. Но два батальона немецкого пехотного полка, намеревавшегося с утра двинуться севернее Гродно в сторону села Озёры, мы разгромили. Главное же то, что наши солдаты, отслужившие всего от полугода до полутора лет, после этой победы поверили в себя. В то, что они могут бить фашистов.
Младший политрук Александр Лукашенко, 23 июня 1941 года, 8:30, к северу от Гродно.
Первый бой, первые боевые потери. Когда-нибудь это должно было начаться. Я только не думал, что их придётся понести уже в первый день войны. Радует то, что наши, мирные по своему воспитанию мальчишки срочной службы из 1981 года не упали духом, увидев своих бездыханных товарищей, лежащих на куске брезента на окраине белорусской вёски Привалки.
— Обелиск ставить нет смысла, — покачал головой прибывший в Привалки комполка. — Немцы всё равно его снесут. Просто напишите имена на каком-нибудь куске металла и положите его в могилу, чтобы после войны можно было прочесть, и уже тогда поставить ребятам настоящий памятник. А за могилкой местные присмотрят.
— Это вряд ли, товарищ гвардии полковник, — отозвался я. — Не очень-то они рады тому, что мы тут натворили с их хозяйствами.
А вы думаете, когда тридцать БМП, двадцать БТР и три танка прошли с боем сквозь всю деревню, это осталось без последствий? Огороды вытоптаны, заборы мало где уцелели, целых окон, почитай, почти не осталось. Несколько хат разрушено, многие сильно повреждены. И это — не говоря уже о надворных постройках. Были даже пожары, которые удалось потушить. Да и люди погибли от наших и немецких пуль, живность сильно пострадала.
К немцам, правда, отношение ещё хуже. Хоть они и пробыли здесь несколько часов, но успели наследить: свиней и кур отбирали, собак перестреляли. Пару женщин изнасиловали. За любое сопротивление били. Даже двоих застрелили. Местного парторга и молодого мужика, пытавшегося заступиться за насилуемую красавицу-жену. Евреев пострелять не успели, но согнали в сарай и, видимо, собирались это сделать наутро.
А эти меня вообще поразили. Им, когда выпустили из сарая, сразу же сказали, чтобы бросали всё и уходили на восток, пока не поздно. Так тот, к которому они все прислушиваются, принялся с жаром доказывать на ломанном русском, что это мы таким способом хотим их имуществом завладеть. И культурные немцы разобрались бы в том, что белорусские евреи ни в чём перед Германией не виноваты, и отпустили бы их.
— Да расстреляли бы вас утром, — не выдержав этой демагогии, вспылил я. — У них приказ: расстреливать на месте евреев и политруков.
— В Германии много евреев, в бывшей Польше много евреев, и их никто не расстрелял. Правильно немцы говорят, что вы, политруки, врёте!
Сдать бы в НКВД такого дурака, подводящего всех остальных под немецкую пулю, да только возиться с ним нет никакой возможности. Нам даже от пленных пришлось избавиться.
Нет, никто этих два десятка поднявших руки фрицев не убивал. Но и
