стойке с оружием на стене.
Сигизмунд встал. Серая зола с пола прилипла к его нательнику и тунике. Он переступил с ноги на ногу и изменил положение посоха так, чтобы быть готовым к удару. Он позволил рукам привыкнуть к нему, мысли нашли отголосок его веса. Даже всего за два дня занятий с Аппием он понял, что малейшие детали имеют значение. Если вы взяли оружие, вы должны были готовы владеть им, и готовность означала не просто держать его; она означала, что вы соответствовали природе оружия в мышцах, мыслях и воле.
Аппий вернул копьё на стойку, затем посмотрел на ряд оружия. Здесь были мечи и клинки всех видов, древковое оружие, булавы, моргенштерны, молоты с клювовидными наконечниками, баклеры, полущиты и приспособления, сочетавшие острые края и наконечники так, как Сигизмунд никогда раньше не видел. Рука Аппия перемещалась между оружием по очереди, останавливаясь, чтобы положить палец на лезвие или рукоять. Выражение его лица было расслабленным, глаза сосредоточены на том, что находилось перед ним, как будто каждое оружие было единственным, что существовало во вселенной. Чёрный нательник скрывал его фигуру под серовато-белым табардом. На щеке красовалась выцветшая татуировка с изображением хищника и молнии, оставшаяся с тех времён, когда Имперские Кулаки были немногочисленным легионом, а войны, которые они вели, проходили под светом солнца Терры. Его волосы и борода были серыми, как кремень, как грозовые тучи, как пепел, покрывавший тренировочный пол, который был его королевством.
— Ты веришь, что умрёшь в бою? — спросил Аппий. Его голос был спокойным, как будто он спрашивал мнение Сигизмунда о балансе нового клинка.
— В конце концов, все умирают.
Аппий рассмеялся.
— Верно, — сказал он, и его рука замерла над двуручной булавой. Плоть вокруг пальцев лоснилась от рубцовой ткани. — Верно... — Его пальцы постукивали по булаве. — Но я спросил, веришь ли ты, что умрёшь в бою.
— Мы воины, — сказал Сигизмунд. — Если мы боимся умереть в бою, значит, мы проиграли.
Аппий снял булаву со стойки и повернулся.
— Повторяю, я не спрашивал, боишься ли ты смерти. Я знаю, что не боишься. — Он протянул булаву Сигизмунду. — Держи.
Сигизмунд отложил посох и взял протянутую булаву. Её вес навалился на пальцы, как только он взял ей. Аппий заметил это и коротко улыбнулся, повернувшись к стойке и взяв себе гладий с широким лезвием и кинжал пугио.
— Голова зверя, которого ты держишь, это звёздное железо, обёрнутое вокруг куска необработанного адамантия. Тяжёлый. Достаточно тяжёлый, чтобы заставить тебя замедлиться, если ты не подчинишься его природе.
Аппий бросился вперёд. Сигизмунд просчитал удар, отступил назад и взмахнул булавой вверх и вниз. Аппий поднял гладий в быстром парировании, которое никак не могло остановить опускавшуюся булаву. Клинок коснулся навершия булавы, и Аппий повернул рукоять, когда два оружия соприкоснулись. Булава скользнула вдоль лезвия, как капля воды, скатившаяся по стеблю травы, и теперь вес тянул её вниз и мимо Аппия, который направил кинжал в открытый бок Сигизмунда. Сигизмунд, поворачиваясь, отдёрнул булаву и почувствовал, как лезвие полоснуло его по рёбрам, прокусив нательник, и кровь пролилась на пепел.
— Что мы здесь делаем? — спросил Аппий, кружа.
— Мы готовимся к испытанию мечей.
— Нет, — сказал Аппий, бросаясь вперёд, затем поворачивая, чтобы нанести низкий удар гладием. Сигизмунд прочитал первую часть, но был слишком медлителен для второй и понял, что потерял равновесие. В этот момент Аппий приставил кинжал плашмя сзади к шее Сигизмунда и ударил его коленом в живот.
Воины легионов принимали удары, которые могли убить смертных и даже не замечали их, но удар, нанесённый одним из своих, и идеально вовремя… это было совсем другое дело. Сигизмунд ощутил, как от удара его пробрала дрожь. Аппий был уже вне досягаемости, когда выпрямился.
— Остриё и лезвие, защита и ответный удар, ты думаешь, что это всё? — спросил Аппий.
Сигизмунд стоял неподвижно. Танец клинков Аппия вызвал в его сознании сверкающий ритм. Он взвесил булаву, почувствовал, как её тяжесть давит на пальцы, когда он ослабил хватку. Он умел читать ритм мастера. Сейчас начнётся атака, взмах клинка, затем прыжок, а потом выпад…
Сейчас.
Гладий Аппия взметнулся вверх.
Сигизмунд развернулся, когда мышцы Аппия рванулись вперёд. Быстро. Быстро, как вспышка молнии. Быстрота самой смерти. Повернувшись, Сигизмунд взмахнул булавой. Сила и время сошлись воедино. Навершие булавы обрушилось вниз, чтобы сломать Аппию левое плечо и отправить его на пол.
За исключением того, что его там не было. Он был в трёх шагах. Рука, державшая кинжал, взметнулась, в воздухе мелькнуло яркое пятно. Кинжал вонзился острием в мякоть плеча Сигизмунда. Рука онемела. Навершие булавы с глухим стуком врезалось в золу. Острие гладия коснулось его шеи.
— Уступаю, — сказал он.
Лицо Аппия стало мрачным, терпение исчезло из его глаз. Он протянул руку и вытащил кинжал из плеча Сигизмунда. Потекла кровь.
Сигизмунд сохранял невозмутимое выражение лица. Аппий подошёл ближе, не сводя взгляда с Сигизмунда.
— Я знаю тебя, — сказал Аппий, а затем отвернулся, подошёл к стойке с оружием и начал счищать кровь с кинжала. — Я выбрал тебя для этого испытания. Я никогда не видел равного тебе, ни на этом поле, ни во всех местах, где я видел, как сражаются и умирают воины. Ты можешь стать Храмовником, ты можешь стать одним из величайших воинов, которые строят Империум. — Аппий замолчал, внимательно осматривая кинжал. — Но ты проиграешь. Однажды ты обнажишь клинок и встанешь против врагов, и ты посмотришь на них, и в их глазах ты увидишь смерть. Тогда ты пойдёшь им навстречу, и тебе конец.
— Всё заканчивается, и все воины умирают, — сказал Сигизмунд.
— Ты так думаешь?
— Всё, к чему я стремлюсь — это служить Империуму и легиону, — ответил он.
— Нет, — сказал Аппий, и его голос был холоден и твёрд, как лезвие меча. — Ты ищешь смерти. Ты не просто веришь, что умрёшь в бою — ты хочешь этого. — Он отвёл взгляд и покачал
