обычный день, как и десятки перед ним.
Время шло. Кто-то из больных просыпался и тихо стонал, другие засыпали с оглушительным храпом. Другие возмущались шуму, но что они сделают? Это у высокородного Лоренца была едва ли не собственная комната, а остальным приходилось спать иной раз и вдвоём на широкой кровати. Лекари перестали сновать по дому, дверь на улицу со стуком закрылась.
– Что, не пришёл ещё наш гулёна? – Марта заглянула за ширму. – Наслаждается последними свободными деньками? Зря он так, сейчас стемнеет и света не хватит… как придёт, гоните его к нам!
– Всенепременно, – пробормотал Лоренц. Он уже почти весь день был один, тоска накрывала его чёрным покрывалом с головой. Угораздило ж её именно сегодня объявить Олафу о ноге! Присутствие оруженосца хоть немного спасало Лоренца от уныния – и, как он надеялся, и самого Олафа тоже. О чём он думает, в последний раз шагая по деревенским улицам? Или, может быть, дошёл до кабака и, сидя в окружении местных девиц, взахлёб рассказывает о своих воинских подвигах? Так, верно, и есть. Ещё и уснёт там прямо за столом, напившись местного вина, как обычно на званых ужинах. Неплохой вечер перед тем, как лишиться ноги, запоздало подумал Лоренц. Верно, если б мне пообещали то же, я бы гулял полдюжины дней до самого жестокого забытья.
Проснулся он с первыми петухами. Тусклое осеннее солнце пробивалось сквозь потрёпанные шторы дальнего окна, все свечи были погашены. С одной стороны раздавался негромкий храп, с другой какой-то мужик тихо хрипел с каким-то присвистом. В стенку тихонько постучали. Лоренц сонно заморгал: вокруг не было ни души.
– Утра, – из-за угла высунулся Фрол, – меня пускать не хотели, сказали, будто вы спите, а вы вон, моргаете! Зайду? Дома тоска, сил нет!
Юноша усмехнулся и осторожно поднялся на кровати.
– Как нога ваша? – продолжил Фрол, присев рядом на кровать, – сам вижу, что паршиво. Но встаёте! Хорошо. Гулять ходите уже? Или сильно болеет?
– Встаю, – Лоренц кивнул на стоящую рядом трость, – а вот оруженосцу моему; помнишь оруженосца? Гулять пошёл напоследок – ему пообещали отхватить по самое бедро. Так что мне, право, не на что жаловаться, – он потрепал мальчишку по взъерошенным волосам, – скоро уже, верно, смогу и в гости к вам дойти. Пустишь меня?
Фрол засиял.
– Пущу конечно, Сиятельство! Юлек тоже рад будет! Он обещался сегодня тож зайти, кстати – я ему сказал, что вы уже встаёте, хоть и болеете. Не сказал, когда, после завтрака, наверное. Это я встаю рано, – он насупился обиженно, – и завтракаю с дворовыми, а он, бывает, до полудня проспит, дурак!
– Эй, эй, он устаёт, у него много дел, – отмахнулся Лоренц. – Передай ему, что приму в любое время. Разве что, если он придёт одновременно с Олафом, придётся ему подождать. Я должен присутствовать.
– Передам непременно, Сиятельство! – Фрол поклонился шутливо и, встав, подошёл поближе, с восторгом глядя на трость. – А кто делал? А можно потрогать? А…
– Вот ты где, ну конечно, – из-за стены высунулось чуть опухшее после сна лицо Юлека. – Извините его, Ваше Сиятельство, у вас с ним не комната, а проходной двор. Прослежу, чтоб больше не ошивался тут. Не помешали?
Лоренц поморщился.
– Бросьте, мне общение только за радость. Он сказал, что у вас какие-то новости?
– Думаю, вам будет приятней увидеть их своими глазами, – староста широко улыбнулся, – если и правда уже встаёте. Опять от ваших сюда прибыло, но здесь, конечно, не получится всех, сами понимаете… попутчики-то уже здоровые, с которыми прибыли? Ежели да, так стоит отправить обратно, ну а если нет, то и…
– Тихо, – велел Лоренц, подняв руку. Юлек замолчал. – Я понял, спасибо. Выйду. С местами разберусь. Что ещё?
Староста насупился. Верно, его обижало, что болтовню Фрола-то слушают внимательней.
– Кузнец городской уезжает обратно, он из ваших оказался, за ним девка приехала, то ли дочь, то ли сестра, молоденькая такая. Справлялась о вас, – забеспокоился он, – так и спрашивала, мол, как там наш будущий голова, чтоб новости домой передать. Хотела зайти, дак мы не велели, что ж за стыд, и…
– Дурень, – прошептал Лоренц, отвернувшись, чтоб сморгнуть внезапно выступившие слёзы. Она была! Была здесь! Их отделяла всего лишь стена знахарского дома, а решением старосты им не дали увидеться!.. – Чтоб в следующий раз вначале спросил, а после своевольничал!
Юлек вздрогнул.
– Ну вот потому и спрашиваю… – пробормотал он, принявшись перебирать пальцами край рукава, – с вашими-то, с прибывшими, н-да… из Кипрейки прибыла телега хлеба, вашим-де попутчикам передали пожелания выздоровления и благодарность, а вам вот енто просили выдать, – мужчина покопался в складках одежды и протянул Лоренцу сложенный вчетверо кружевной платок. – Отправляются сегодня ж на постой, куда их, собственно, и ждали-то когда-то давно. За храмом очередной труп, – он вздохнул, – но этот, кажись, сам.
Юноша принял платок, коснулся его губами и сжал в ладони. Это ведь от жены Лавра. Верно, она и правда не держит зла. Должно к ней наведаться сразу, как только сможет вновь сесть на лошадь. Он осторожно развернул ткань. Внутри лежал потёртый золотой медальон – круг с выгравированными в нём горой со звездой на вершине. Какой странный… может, это сняли с убитого?
– Кто на этот раз? – тихо спросил он, не отрывая взгляда от необычного амулета. Юлек пожал плечами.
– Знать не знаю, ВашСиятельство. Нездешний, похоже, от постоя лекарского сбежал. Внизу холма, то ли упал, то ли сбросился. На плече повязка ненашенская, жёлтая со зверем. У нас-то таких отродясь…
– Стой, – прошептал Лоренц. – Стой.
Староста недоверчиво посмотрел на него и перевёл взгляд на его одежду, сложенную неаккуратной кучей в углу комнаты. Из-под рукава рубахи свешивался грязный жёлтый лоскут.
– Ты видал сам? – осипшим голосом продолжил парень, – видал?
– Видал, Ваше…
– Костыль был? Нога раненая была?
– Не было костыля, ВашСиятельство.
Слава тебе, Всесветный. Лоренц прикрыл глаза. Но опознать всё равно нужно, чтобы послать в город весть.
– А нога да, перевязана и гнилью несёт. Давно лежит там, наверное. Редко кто на задние дворы ходит, вот и не видали, – Юлек пожал плечами.
Лоренц медленно откинулся обратно на подушки.
– ...дурень, – повторил он. В
