которой в ту пору искал один из петербургских блестящих и вполне достойных молодых людей. Совершив эту нескромность, Лермонтов попался в безвыходное положение; ему ничего не оставалось больше делать, как сказать Мартынову, что он в дороге имел неосторожность потерять пакет, адресованный на его имя и ему порученный его матерью и сестрами в Петербурге. Но вот беда: в конверте вместе с письмами были две сторублевые бумажки, о которых эти дамы, видно, забыли Лермонтову сказать. Прибыв в Пятигорск, Лермонтов отдал деньги Мартынову по принадлежности, сказав, что деньги эти отданы были ему второпях без всякого письма.
Спустя несколько времени мать и сестры спросили письмом по почте Н. Мартынова: зачем он им ничего не отвечает на письма, посланные в конверте с деньгами, чрез Лермонтова, и повторили тут все то, о чем они в ту пору ему писали. Все это заставило Н. С. Мартынова увидать ясно, как дважды два четыре, что письма к нему матери и сестер были прочтены и уничтожены Лермонтовым, который не нашел даже нужным приятельски повиниться в своем мальчишеском поступке товарищу и почти другу. Это обстоятельство и было, накануне дуэли, в доме Верзилиных предметом малословного, но крупного объяснения, окончательно мотивировавшего роковую дуэль[198].
Очень немаловажно для будущей полной биографии Лермонтова знать всю суть этого далеко не мелкого случая, положившего конец драгоценной жизни одной из наших лучших литературных знаменитостей.
Булгарин и Песоцкий, издатели еженедельного журнала «Эконом», в сороковых годах
(Из «Воспоминаний петербургского старожила»)
В тридцатых годах, лет почти за 40 перед сим, стараниями тогдашнего министра финансов, незабвенного графа Е. Ф. Канкрина и под особенным личным его наблюдением создалась та «Земледельческая газета», которая существует до сих пор. Успех этой газеты в начале ее существования был громадный. Конечно, этому успеху, как все тогда толковали, много способствовала необыкновенная, неслыханная ее дешевизна – 3 рубля в год. Однако справедливость требует сказать, что хотя, конечно, дешевизна издания и в особенности издания хозяйственного для большей части недостаточных читателей стимул не ничтожный, но ведь в то же самое время, да и гораздо прежде появления «Земледельческой газеты» здесь же, в Петербурге, существовало хозяйственное периодическое издание, подписная цена которого была еще ниже, всего 2 рубля в год, а со всем тем издание это имело самый жалкий успех, было почти не известно и расходилось в количестве каких-нибудь 250 экземпляров на подписку в публике; печаталось в пять или шесть сот экземпляров, остаток которых, за расходом по подписке, раздавался безвозмездно членам того учено-хозяйственного общества, которое было издателем этого слабого и никем почти не читаемого агрономического органа. Таковы-то были до 1850 года так называемые «Труды Вольного экономического общества». Из этого ясно, что успех «Земледельческой газеты» обусловливался не одною дешевизною ее подписной цены, а была в том какая-нибудь и другая причина, благодаря которой явились вдруг не только тысячи, а десятки тысяч подписчиков. Причина эта поистине заключалась преимущественно в том, что тогдашний директор этой газеты Егор Антонович Энгельгардт и помощник – редактор ее, Степан Михайлович Усов, хотя в деле практического хозяйства, конечно, смыслили очень мало, но умели с полной добросовестностью делать толковый выбор статей из иностранной хозяйственной, в те времена очень богатой журналистики, старались притом избегать всего, что не было применимо к нашему отечеству, но, напротив, указывали на все то, что может и должно быть довольно легко перенимаемо любителями хозяйственных опытов. К тому же редакция приглашала своих бесчисленных читателей сообщать ей их собственные замечания и наблюдения, не гонясь за особенною отделкой слога и за изяществом изложения, так как все это редакция принимала на свою ответственность. Таким образом, в короткое время первого полугодия редакция приобрела вдруг значительное число даровых сотрудников из всех краев России, и, по справедливому выражению, неоднократно слышанному мною от покойного Степана Михайловича Усова, газета вскоре приняла характер «переговорного листка русских хозяев», которые, было время, считали «Земледельческую газету» не только своим оракулом, но и каким-то как бы другом, с которым входили в интимные сношения и с наивной откровенностью во всем советовались. Такой патриархальный характер этого издания был ему как нельзя более полезен и усиливал доверие публики, преимущественно состоявшей из хозяев-практиков, усердно с искренней любовью занимавшихся своим делом. Характер этот сохранился в газете до того времени, как в 1853 году Е. А. Энгельгардт перестал быть ее директором. С этой поры газета заметно окрасилась какою-то тенденциозностью с претензией на высшие политико-экономические взгляды[199], она стала давать длинные, скучные статьи и под разными предлогами отстранять своих сотрудников-дилетантов, которые большею частью обратились к журналу и газете Вольного экономического общества[200], сделавшимся очень популярными в пятидесятых годах. В настоящее время, сколько заметно, «Земледельческая газета» успешно соединяет в себе теорию с практикой; но состоит, кажется, преимущественно из статей переводных, впрочем, давая дельные и занимательные извлечения и из других изданий.
Однако я вовсе не намерен здесь распространяться об истории «Земледельческой газеты», почему повторяю только то, что сказал о ней выше, т. е. что в первое и отчасти второе десятилетие своего существования эта газета имела успех колоссальный и поистине заслуженный тем уменьем соединить настоящую суть дела с патриархальным благодушием, которое привлекло к ней и внимание, и доверие, и приязнь большей части интеллигентной России, и в этой среде встречалось тогда немало грамотных дельных зажиточных крестьян, бывших постоянными подписчиками на «Земледельческую газету», называвшими ее печатно своею «просветительницею», «наставницею», «благодетельницею» и прочее. Педанты-пессимисты скептически относились к этим эпитетам; но мы, не увлекаясь никаким оптимизмом и не глядя в розовые очки, не можем не отдать справедливости всему тому, что делала и сделала усердно-благонамеренная «Земледельческая газета» энгельгардтовского периода на пользу нашего усовершенствования или, ежели хотите, «прогресса» в деле сельского хозяйства. Смею надеяться, что теперь, когда у всех и у каждого поулеглись страсти, успокоенные течением времени, даже бывшие враги и порицатели этой газеты не прогневаются на меня за то, что я сегодня здесь ретроспективно об ней высказал. Один только человек, а именно Ф. В. Булгарин, унесший за пределы гроба ненависть к «Земледельческой газете», ежели бы он мог возвратиться к жизни, возопил бы против этого моего мнения и, конечно, тиснул бы статью ругательную, какие любил он и какие и в наше прогрессивное время, к сожалению, любят многие нынешние Булгарины. Впрочем, Фаддей Венедиктович не нашел бы уже своей «Пчелки», давно умершей[201]; но все-таки он, конечно, всласть сошелся бы с таким органом современной печати, который не затрудняется предоставлять
