в отпуск ее отправить? Похоже нашей красавице не до работы».
У Егорыча все женщины были либо «красавицы», либо «умницы».
– Ух ты! А почему я не «умница»?
– Ну какая ты можешь быть умница, когда рядом с тобой та-а-акой мужчина. Алинка, колись, где нашла?
– Случайно познакомились. – Алина еще не думала, как должна звучать приличная версия их знакомства. Пришлось выкручиваться на ходу. – Дорогу у него спросила, так, слово за слово… Вот и познакомились.
– Он на кабриолете был? А где ты заблудилась?
– Светка, ты как будто у меня про грибные места спрашиваешь! Поедешь на место и будешь блудиться? Заблуживаться? Заблуждаться? Ну, короче, теряться?
– Нет. Но хотя бы знать, где они такие водятся. – И она мечтательно вздохнула.
– Светка, ты замужем за работой. Никакой мужчина не сможет разорвать этот союз.
Светке было лет тридцать пять. У нее был мимолетный брак в раннем студенчестве, и с тех пор она завязала с мужчинами. Она общалась с ними, будто ожидая подвоха, и при первой возможности сбегала в работу. Ее было чисто по-человечески жалко, потому что человек она была хороший, но ее настороженность тяготила окружающих. Даже мужчины-коллеги старались общаться с ней только по рабочим вопросам, потому что стоило только сместиться в сторону общечеловеческих тем, как Светка становилась до невозможности подозрительной, за каждым словом ища тайный смысл.
– Он не женат?
– Не-а.
– Ты уверена? Может, он скрывает.
– Света! Ну перестань.
– Ну да, ну да. У вас это серьезно?
– Свет, ну, рано еще об этом говорить. А что остальные сказали, когда я уехала? – Алине очень хотелось перевести разговор в другое русло.
– Ирина Витальевна сказала что-то типа «серьезный мужчина». Лешка что-то про то, что ростишь, ростишь, а потом приходят чужаки и умыкают. Все умерли от кабриолета. Даже пуленепробиваемый Марков. Он стоял и сокрушался: четыреста лошадей! девятьсот одиннадцатый! Что за машина хоть?
– Хорошая машина, – Алина засмеялась, – а Маркова жалко.
Марков очень любил машины. Причем любил именно маленькие мощные машины, любил какой-то мальчишеской любовью, не позволяя себе воплотить эту мечту. Все деньги уходили у него на стройки. То он строил коттедж, то он строил квартиру сыну, сейчас, видимо, было на очереди решение квартирного вопроса дочки. На мечту денег не оставалось.
В офисе появился Леша. Увидев девчонок в кухоньке, он сразу направился к ним.
– Алинка, – вместо приветствия начал он, – какого мужика отхватила!
– Лешка, ты рад за меня?
Леша тяжело вздохнул:
– Рад. Но ревную.
– Леша, – вмешалась Света, – мы все ревнуем.
– Ты, змеюка, испортила нам такой вечер.
Алина снова рассмеялась, обняла Лешу и Свету:
– Как же я вас всех люблю! Вы у меня самые-самые любименькие! Самые-самые лучшенькие! Самые-самые замечательненькие!
Она сидела за компьютером и думала, как точно все Максим рассчитал. В итоге все сошлись на том, что спутник у нее серьезный. Как-то сразу это приняли и согласились. И статус сразу у нее изменился. До пятничной вечеринки она считалась девушкой свободной, где-то легкомысленной, а после вечеринки она была уже девушкой даже не просто «занятой», а пристроенной. Будто семейной. Никто Максима не поставил в ранг друга, а сразу как-то повысили до члена семьи, что ли.
Как такое могло случиться, Алина не поняла. Они же видели его всего пару минут. Что там за это время можно было разглядеть? Тем более как можно было разобраться в их отношениях? А Максим хорош! Стратег!
Она тут же вспомнила про свой незаданный вопрос, и у нее испортилось настроение. Если ты так все точно рассчитал, чтобы произвести впечатление на моих коллег, то почему мне ничего не объяснишь? Что у нас происходит?
Она чувствовала, что это становится у нее навязчивой идеей. Ей надо было с кем-то это обсудить, иначе она начнет сходить с ума. И она выскочила на обед, чтобы без лишних ушей поговорить с Катей.
– Катя, я так больше не могу, – начала Алина с места в карьер.
– И тебе привет. В пять минут не уложишься?
– Нет.
– Тогда я на обед пойду. Поссорились?
– Нет. Тут хуже.
– Ху-у-уже? Ну рассказывай.
И Алина вывалила все. Как Максим ее забрал с вечеринки, как специально взял кабриолет, про самый главный незаданный вопрос – про развилку и синюю стрелку. Вспомнила еще про торговый центр и женские взгляды, про не свое место. И что, наверное, она его любит. А он ее – неизвестно.
Катя это все терпеливо слушала.
– Я так рада за тебя. Наконец-то ты влюбилась по-настоящему. И человек он вроде хороший.
– Если он хороший, то почему он так себя ведет?
– Как?
– Ну, не скажет ничего.
– А чего тут говорить? Алина, даже коллеги твои за пару минут разглядели, что он к тебе серьезно настроен. А ты почти месяц с ним живешь и не видишь.
– Не месяц.
– Ты на самом деле не видишь? Или придуриваешься?
– Я не знаю, – Алина была в отчаянии, – мне непонятно все. Если у него серьезно, почему он не скажет?
– Спроси у него!
– Я не могу! Я даже отрепетировала вопрос, я не могу спросить, я боюсь жутко. А вдруг для него это нормально, вдруг он так всегда с женщинами общается? Ну, малюсенькая теоретическая возможность может же быть?
– Лисочка, это вопрос даже не к нему. Это к тебе вопрос. Себя спроси: как ты чувствуешь, Максим тебя любит?
– Чувствую, что да, но не верю…
– Вот в этом и проблема. Ну и как Максим тебе может помочь в этом? Он должен тебе доказать, что любит тебя?
– Нет, конечно… Но… То есть я понимаю, что всякие там «докажи, что любишь» – это по-дурацки совсем… Но сказать хотя бы, чтобы я знала…
– А ты и так знаешь. Только не веришь.
– И что мне делать?! Я чувствую, что я с ума начинаю сходить, что у меня это как навязчивая идея! Но я же нормальная! У меня раньше все нормально с мужиками было! Что происходит, Катя?
– Любоф-ф-фь, – протянула Катя.
– Я счас плакать буду. Если это любовь, то мне должно быть хорошо и я должна быть счастлива.
– Ну, ты и счастлива, и тебе хорошо. Разве нет?
– Да… То есть нет… Не так… Мне хорошо, но меня убивает эта неопределенность.
– Да, Алинка, нет никакой неопределенности! Все очевидно. Только ты поверить в это не можешь! Помнишь, я говорила, что любовь – это когда ты полностью открыта перед человеком, когда вы прорастаете друг через друга. Вот это сейчас с тобой и происходит. А ты пытаешься оставить часть для себя, отгородиться. Вот почему ты
