её. Это не нормально! Одно её неловкое движение и мне на глаза падает шторка, хотя, по идее, уже должно было отпустить.
Контракт ещё этот, чтоб ему… Хотя, тут скорее ожидаемо. И спустился он уже с такой рожей, что, даже если бы я выложил перед ним бумаги, он бы так ничего и не подписал. Уж не подалась ли она с претензиями после того, как выставила меня? Баба на эмоциях… могла. Чёрт. Ладно, похер. Такси приедет через полчаса, можно будет наконец-то свалить из этого уютного гнёздышка.
Быстро кидаю вещи в сумку и слышу за спиной стук по стеклу. С балкона.
Сердце делает скачок, а в кровь кто-то щедро подливает адреналин. Если б ещё и встал, было бы неловко: разворачиваюсь и вижу брюнеточку на пару с турком. Я ахреневаю, он ахреневает, оба теряемся в догадках, а переводчица вваливается, как к себе, таща его за собой, как на буксире, и говорит своим хорошо поставленным голоском:
— Разговор по работе.
Если бы она предложила составить расписание, чтобы мы с турком ненароком не скрестили шпаги, я бы удивился меньше.
— Мимолётная связь не влияет на мои бизнес-решения, — говорит турок язвительно, а переводчица отвечает спокойно и уравновешенно:
— Разумеется, Шахин-бей. Есть информация, которая заинтересует вас обоих.
— Не думаю, — цедит сквозь зубы, а я чувствую себя третьим лишним, прям как утром на её балконе.
— Ты хотел этот контракт? — спрашивает у него в лоб.
— Нет, я ради прикола два месяца переписывался с этим красавчиком, — кивает в мою сторону, а я гаркаю в ответ:
— Польщён!
И попутно отмечаю, что по-русски он говорит превосходно. Причём, на «неправильном», разговорном. С акцентом, но сути дела это не меняет. А на контакт с ним вышла мать… надо будет поспрашивать, где она его нарыла.
Переводчица смотрит на часы и выдаёт на одном дыхании:
— Господина Соболева, как и нашего юриста, отравили вчера за ужином. И красавчиком, должна заметить, он не выглядел. В саду перед последней встречей я случайно подслушала разговор двух мужчин, говорили шёпотом, где-то в районе стены из восхитительной красоты цветов, уловила урывками, но «переводчица» услышала достаточно отчётливо, после чего звучали фразы «он всегда был падок на женщин, как и его отец», «тянуть долго не получится» и «не дёргайся, всё под контролем». Сюда же прибавляем невесть куда девшегося второго юриста и ярко выраженное недовольство Али на первой встрече. Однако, не могу утверждать, что шипел в саду именно он. Выводы делайте сами, мне нужно собрать вещи.
Оставляет нас с турком наедине и грациозно сваливает тем же путём, каким пришла.
— Эта женщина меня с ума сведёт… — бормочет турок на русском и трёт лицо обеими руками. — Я разберусь, но заранее могу сказать, что Али в саду не было.
— С чего такая уверенность? — ухмыляюсь в ответ.
— Во-первых, я доверяю ему, — отвечает, глядя на меня с презрением, — во-вторых, он был со мной последние полчаса до встречи. В-третьих, его недовольство утром более, чем обосновано. Исправленный подпункт в пятом разделе вообще не имеет ничего общего с тем, что обсуждалось!
Заметил, чёрт нерусский!
— Вот теперь это похоже на переговоры, — широко улыбаюсь в ответ, — это я готов обсудить.
— Никаких обсуждений, — рубит с плеча, глядя на меня с вызовом. — Первоначальная версия.
— Окей, — соглашаюсь легко, а он напрягается. Правильно, есть «но». Делаю паузу, глядя ему в глаза, и выдаю: — Тогда сокращаем время между поставками на две недели. Три месяца — это слишком. У нас на складе мышь повесится.
— А, это, — выдыхает с облегчением и даже не думает его скрывать, — без проблем. Могу поставлять чаще. Три месяца — начальный вариант, пробный.
— Два будет достаточно и вносим поправку, что данный пункт может быть изменён по соглашению сторон, — добиваюсь своего, но чувствую себя обманутым. А он о чём подумал?
— Без проблем, — кивает серьёзно. — Второй юрист не объявился?
— Нет, — отвечаю сквозь зубы, — и меня это напрягает. Вряд ли я улечу, как планировал.
— Думаю, с виллы вам всё же лучше уехать. Договор подпишем электронно.
— А как же… — начинаю едко, но сам себя перебиваю. Нахера спорить, если возражений нет? Вообще нет ни малейшего желания участвовать в его разборках. Своих хватило в своё время, еле ноги унёс. — Согласен, так будет лучше.
— Во сколько самолёт? Попробую выяснить на счёт второго.
— В три двадцать, — отвечаю, приглядываясь. И что он попросит взамен на юриста?
— Пришлите мне его данные в почту, — говорит уже на полпути к балкону.
Вроде, логично — уходит так же, как пришёл, чтобы не привлекать лишнего внимания, но всё равно под ребро как будто отвёртку вгоняют. Это моя переводчица!
«Собака на сене» — усмехается внутренний голос и идёт нахер со своими комментариями, но неожиданно возвращается турок и с неподдельной тревогой смотрит на меня с балкона.
— В чём дело? — спрашиваю, резко открывая дверь.
— Её нет, — отвечает Шахин, — вещи есть, её — нет. И на полу кровь.
Вылетаю на балкон, отпихивая его в сторону, перемахиваю на её и влетаю в комнату. Кровь и чулки на полу, остальные вещи собраны в крошечный чемоданчик на колёсах, с которым она прилетела. Внутри меня вновь просыпается спаситель, поднимая голову под оглушающие удары сердца, и я тут же вспоминаю таксиста. Возвращаюсь на балкон, спеша проверить теорию.
Один, второй, третий… выдох облегчения. Вот она, в туфлях на босу ногу, завязывает галстук на шее юриста.
— Аркадий Петрович, Вы бледный, — говорит с укором, — если Вас не впустят в самолёт, мне придётся остаться. А я к маме хочу.
— Диана, клянусь, мне гораздо лучше! Гораздо!
— Это Вы на паспортном контроле будете объяснять… — ворчит, затягивая на его шее петлю, — ну что Вам, грудь показать, что ли?
Ибрагим рядом тихо хмыкает, а всё во мне отзывается громким «да!» на поставленный вопрос.
— А вот и румянец! — тихо смеётся переводчица. — Так-то лучше!
— Охото Вам издеваться над старым больным человеком?
— Ну, приболели немножко… — отвечает с ухмылкой и смахивает несуществующие пылинки с его пиджака, — бывает. Ещё контракт править, отработаете своё.
— Пятый раздел? — уточняет деловито.
— Конечно! — фыркает возмущённо. — Обдираловка.
Шахин что-то говорит на турецком, а я стискиваю зубы и пытаюсь запомнить. И на всякий случай посылаю его на немецком.
6.
Ибрагим провожает меня таким откровенным взглядом, что бросает в жар.
— До встречи, душа моя, — говорит тихо на родном языке, прежде чем захлопывает дверцу.
Такси трогается, неспешно разгоняясь, а я оборачиваюсь и смотрю на него, пока он не скрывается из вида. Как не
