близкому человеку, как сын к отцу, она и воспринимала меня как сына. Каждый шаббат посылала нам рыбу, никто другой этого не получал, только моя семья.
У нее был твердый характер настоящей уроженки Иерусалима. Ребе любил ее, уважал и слегка покорялся.
Я знал, как они привязаны друг к другу, такие непохожие, но то, что увидел тогда в больнице, – поразило.
В больнице
Я увидел, как РАБАШ за ней ухаживает.
АДМОР[64], уважаемый человек, величайший каббалист, учитель – он ухаживал за ней с такой нежностью, с такой заботой и осторожностью, как за младенцем. Я не мог себе такого представить. Сидел, пораженный в первый день, как только это увидел, и потом тоже не мог привыкнуть.
Со временем у нее восстановилась речь, некоторые части тела, но не ноги.
Да, дочки ее приходили, моя жена дежурила, Фейга, но в течение всех этих четырех лет, с вечера и всю ночь с ней оставался только РАБАШ. Ухаживал за ней, убирал, кормил, поил, не отходил от нее ни на шаг. Чувствовал, что именно он нужен ей. У них была поразительная внутренняя связь.
Уже в который раз я убедился, как он мог себя отменить, до непостижимого, невозможного состояния, как мог полностью отдать себя, настолько, что его не существовало.
И ты смотришь на это и понимаешь, какой ты пигмей перед ним, как ты даже близко к этому не способен приблизиться и поражаешься его высоте.
Это была настоящая любовь. Не наша, земная, сплошь эгоистическая. Любовь преданная – двух красивых людей.
Любовь
Любовь – она выше эгоизма человека. Мы не очень-то говорили об этом с РАБАШем, но это его фраза: «Любовь – это домашнее животное, которое растет от взаимных уступок.» Они так жили с Йохевед. Строили любовь в двух плоскостях. В одной плоскости были споры и несогласие друг с другом. Повторяю, они были очень разные: иерусалимская аристократка, воспитанная в ортодоксальном духе, и он – каббалист. И другая плоскость – это связь, которую они строили над всеми противоречиями, это и называется «все прегрешения покроет любовь».
Глядя на них, было понятно, что только таким образом два человека могут соединиться друг с другом в доброй, крепкой, здоровой, поистине человеческой связи.
Разлука
Рабанит Йохевед умерла спустя четыре года. Она не смогла оправиться от инсульта.
Это было в 11 часов ночи. Мне позвонили домой и сказали: «Михаэль, ты должен прийти! Мы не знаем, что делать с Ребе».
Я тотчас же приехал. РАБАШ лежал у себя в комнате, напротив стояла ее пустая кровать. Я вошел, сел рядом с ним и спросил: «Вы хотите что-то сказать остальным?» Он ответил: «Нет».
Долго молчал, я не хотел нарушать его молчания. Тоже тихо сидел в стороне. За дверью слышались женские голоса. РАБАШ сказал: «Михаэль, что они хотят? Пойди, спроси их». Я вышел к его дочерям, и они сказали, что хотят заказать автобусы, чтобы ехать в Иерусалим, на Гору Успокоения[65]. Я вернулся к РАБАШу, рассказал ему об этом, а он удивился: «Для чего Гора Успокоения?! Зачем Иерусалим?! Видите, за окном кладбище? 300 метров от дома. Давайте похороним ее здесь».
Это не было пренебрежением к жене, нет, таким было его отношение ко всему внешнему. Но дочери, конечно же, этого не поняли. Они возмутились: «Наша мама будет в Бней-Браке, а не в Иерусалиме?! Урожденная иерусалимка! Это невозможно!» Тогда Ребе сказал мне: «Я не буду вмешиваться. Пусть делают, что хотят».
Так Йохевед похоронили в Иерусалиме.
РАБАШ вновь поражает меня
Все семь дней после похорон Йохевед Ребе молчал, был погружен в себя, думал. Отсидели шиву, и он, уже в который раз, поразил меня. Показал, что же это такое, когда ты держишься только за цель, только ее видишь, только к ней идешь. И только ей предан. Над разумом, над чувствами, над установками этого мира, над всем.
Он подошел ко мне и сказал: «Помоги мне найти жену». Стою, удивленный, не знаю, что и ответить, не сразу реагирую. А он продолжает: «У меня нет выбора. Мне нужно сделать хупу[66]».
Мне тогда уже был понятен духовный корень этого требования. Я знал, что каббалист обязан быть женат, но я не предполагал, что РАБАШ так мгновенно примет решение.
Они с Йохевед были неразлучны в радости и в горе, Йохевед ушла, и я думал, должно пройти время, ну, год, два. но нет. Он не мог ждать, не имел права. Требование быть женатым, даже формально, для него было превыше всего, потому что это было требование Высшего.
Так, практически в конце жизни, РАБАШ делает новый переворот.
После долгих поисков Фейга, которая ухаживала за женой РАБАШа, в которой РАБАШ видел очень преданную свою ученицу, становится его второй женой. И тут так же, как и прежде, он снова показывает, что готов к любой революции, невзирая на то, что скажут, что подумают, как посмотрят. Если это касается цели, он готов на все. Но об этом в другой раз.
РАБАШ слабеет
Прошел еще один год. Каждый день, проведенный с РАБАШем, был особым. Это было высшее счастье быть рядом с ним. Я, конечно, хотел, чтобы так продолжалось всегда. Но понимал, что физически мы должны будем расстаться.
Старался не думать о его смерти, но однажды очень испугался.
РАБАШу было уже 85 лет, и вдруг стало заметно, что тот «бегущий ребе», как его называли в Бней-Браке, уже не такой «бегущий».
Мы ходили всё лето на море, и он уже все это лето не купался. Я ждал его, чтобы зайти в воду вместе, а он говорил мне: «Иди-иди, не жди меня».
Обычно он первый заходил. Азартно проплывал свои четыреста гребков, а тут я плавал один, все время оглядывался на него. Он мне издали махал рукой и ходил, ходил по пляжу, о чем-то своем думая все время.
Он уже как-то отпустил себя. Он согласился. А я не понимал этого. Он закрылся от всяких лечений, такого с ним не происходило никогда. Обычно он безропотно шел к врачам, выполнял все их указания. А тут я вдруг обнаруживаю, что у него начались выделения крови, волнуюсь, говорю ему это, а он на меня так странно смотрит и
