Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
class="p1">Никита, как та мудрая рябчиха, тоже поспешал теперь ради дорогого для него существа, и хотя дорога его была неблизка, зато светило солнце в вышине, и у Никиты, как у старика Сослюка, слёзы выступили на глазах от этого света, а пуще от ожидания будущей хорошей жизни.
Заиграет, как огонь…
Надо, надо было поймать соболя! Иначе зачем старик не ел мёрзлого сала, каряя лошадь дышала розовым, а рябчики свистели?!
…Вот и скала. Деревья с её отвесной кручи то и дело падали, и многие уже лежали по склону мёртвым древоломом, а другие ещё только оползали, как споткнувшиеся, цепляясь за камни и другие деревья. Дорога разветвилась на две. Одна полезла в гору, сужаясь до пешей тропинки, а вторая устремилась вниз, к речке. Тут-то, на этой развилочке, Никита и встал как вкопанный: круглые, аккуратные, лапка к лапке, равномерно чередующиеся двоеточия… Соболь! Вот где набродил, вот где крутился возле колоды, чего-то искал. А-а, мышей! Вот крохотная лунка: прижал лапой бурую полёвку и прокусил, а съел, так даже снег выгрыз в этом месте… Сразу видать – голодный!
Здесь, спешившись, и насторожил Никита капкан. Как сумел, как Мухин наказывал.
Срубил высохшую, в ногу толщиной сосенку (загубить живую было жаль), очистил от сучков. Поднял за комель, на ольховой рогатине прислонил к пузатой, зелёный подол расшиперившей ёлке таким образом, что со стороны это отчасти походило на упавшее прясло, один конец которого лежал на земле, а второй наклонно вздымался над ней на высоте не меньше метра. К этому концу Никита прикрутил с помощью проволоки капкан, зарядил палочками, чтоб не защемить пальцы. Сверху, чуть сбоку от капкана, подвесил крысу. Поозирался: всё ли ладно? Не всё! Про главный-то мухинский козырь забыл! Намотал вату на подвернувшийся пруток, потыкал в склянку с черничным вареньем, всё равно что в чернильницу. С ваты – кап, кап! – на снег…
Всё!
Никита утёрся рукавом. Стоит капкан, как в журнале «Охота и охотничье хозяйство» описано. Крыса качается на верёвке. Лес ближе к речке сквозной, редкий – осины да берёзы. Такую пышную ёлку соболь не обойдёт, да и крысу издалека заметно. Учует соболёк добычу, захочет поживиться – взбежит по жерди, потопчется возле неизвестного предмета, норовя как-нибудь обойти, а потом забудется, потянется за приманкой, да и наступит на пятачок. Тут его капкан и хвать!
…Домой ещё быстрее сквозанул Никита. Даже не заметил, был, нет ли Сослюк на лугу или уж уехал на своей лошадёнке.
На пушных аукционах
нам завидует весь мир:
соболь ходит в миллионах
фунтов, долларов и лир!
Это надежда несла его на крыльях, и не было от этой надежды и малой тени, один только свет. Спасибо Сослюку за дорогу, а пьянице Мухину – за капкан и охотничий совет! За счастье мамы, которое уже почти в руках у Никиты.
* * *
Беда сидела за столом и швыркала из кружки, деликатно отогнув мизинец. Чайная ложечка с обкуском рафинада была нацелена на дверь. Сейчас беда поднимется, упрёт руки в боки и рявкнет:
– Поймал соболя, фуфлогон несчастный? Будешь мамку выручать? Не-ет?! Ну тогда вот тебе! – И ка-ак даст из катапульты! Тут Никита и рухнет с шишкой на лбу, а Владислав Северянович (по случаю воскресенья бывший дома) в одних тапочках драпанёт в лес. И мама останется совсем одна…
О, беда вошла в их дом старухой-грибницей, потом въехала коробками с жвачками, с тарелками, со шмотками, затем – застрекотала СЧЁТЧИКОМ и запикала телефонной трубкой, которую мама выпустила из рук… Да если бы Владислав Северянович сломал тогда дверь в детскую и прибил их с мамой, в этом было бы не больше горя, чем принесла беда – войдя в открытые двери, с разрешения Антонины Сергеевны, и всё в их жизни перевернув кверху дном!
И вот теперь беда как ни в чём не бывало сидела за столом, пила чай и поддевала из вазочки баранки, размачивая их в кипятке, как сам Никита пробовал это делать в стакане с морковным соком. Волосы её, и без того жидкие, сопрели и напоминали плесень. Завидев Никиту на пороге, она и ухом не повела, хотя Никита буркнул: «Здрасьте!» Воздев узкие модные очки на нос, на самый кончик (ссадила глаза, подсчитывая барыши!), смотрела поверх – на Владислава Северяновича, который оседлал табуретку, продолжая рассказ, начатый ещё до появления Никиты:
– Вот так и повелось на Руси-матушке! Живём, как говорится, в лесу, молимся колесу, едим колбасу… Это я так шучу, Людмила Ивановна!
Не зная, куда себя деть, Антонина Сергеевна маялась, как приговорённая, то складывая руки на груди, то опуская по швам.
– Отстали мы в некоторых вопросах, в этом я с вами, Людмила Ивановна, солидарен. Не только от города – от всего мира отстали!
– Ты бы дал человеку чай попить! – с того вечера, как они с Никитой отсиживались в его комнате, это были, наверное, первые слова, которые Антонина Сергеевна сказала мужу.
– Да нет, почему же? Пусть говорит. Он мне не мешает, – не согласилась беда.
Вежливость, с какой разговаривал Владислав Северянович с бабкой-коммерсанткой (а грозился пинком спровадить!), и великодушное поведение самой старухи объяснились шумом на крыльце. Кто-то обивал башмаки от снега, а потом искал в потёмках дверную ручку. Зевнула дверь – выдохнула двух румяных амбалов в коротких кожанках и в берцах с высокой шнуровкой.
– Так-так! – Старуха слегка засучила рукав, поглядела на маленькие ручные часы. – Что-то долго! Сказала же, съездите в эту точку – и обратно…
– Не было её, зря только ждали. Завтра найдём-наедем! А здесь что? Выносить надо?
«Найдём-наедем» осмотрелись.
– Не пугать тебя приехала, Тоня, – глазам Антонины Сергеевны, округлившимся в баранки-нули, ответила беда. – Но ты тоже должна иметь в виду, не в игрушки играем…
Владислав Северянович поспешно поддакнул:
– Мы понимаем! Будем думать…
– Само собой, будете, – фыркнула старуха. – Я пока два процента включала…
– То есть?!
– День просрочки – два процента. Что тут непонятного?
Антонина Сергеевна вскрикнула. Никита, глазея на исчезающие из вазы баранки, которые уносила жёлтая рука с крупными красными ногтями, присвистнул. Владислав Северянович, по обыкновению, побарабанил пальцами по столу. Табуретка – скрипнула…
– Да-да, два! А как вы хотели? Это ничего, это ещё по-божески. Включают и десять сразу, – утешила старуха. – Но я пока, Анохина, с этой мерой повременю. Даю неделю… да ты сядь уже! Что стоишь, как в гостях?
– Не ожидала…
– Кто же ждёт?! Никто не ждёт, отсюда все наши беды… Вы пока в машине посидите.
«Найдём-наедем» кивнули и ушли.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
