прикармливаешь? – услышала я и чуть кружку Дениса не выронила.
Недоуменно посмотрела на бандита, даже не зная, что ответить на этот абсурд. В итоге решила ничего не отвечать. Поджала губы, выключила воду и хотела пройти мимо Астахова к полотенцу, но он неожиданно остановил меня, ловко поймав рукой за талию.
– Будь осторожна, – раздалось предостерегающее над моей головой.
Я отпрянула назад и, подумав пару секунд, непонимающе спросила:
– Почему?..
– Узнаю, что ты здесь какому-нибудь олуху глазки строишь – накажу, Эльза, – спокойно ответил он. – И тебя, и его.
Обомлело раскрыв рот, я возмущенно уставилась на хозяина дома.
– Я никому ничего не строю! – возразила твердо, понимая, что он считает, будто я пойду на все ради свободы. – Денис… он просто проявляет дружелюбие!
Холодно глядя на меня, Астахов стальным тоном констатировал:
– Ты меня услышала. Здесь у тебя нет друзей, запомни.
Негодование и обида заняли нутро вязким осадком, сжимая горло в тиски. Я прекрасно понимала, что у меня не может быть здесь друзей, но… невозможно же совсем отгородиться! Зачем делать из меня изгоя?
Бандит развернулся и направился к двери, думая, что щелкнул меня по носу. Однако своим внезапным негативным вниманием он хорошенько взбодрил меня и спровоцировал решительность, которой мне так не хватало.
Хватит откладывать. Я сделаю это сегодня.
Больше ни дня не проведу в его проклятом доме!
Глава 17
Этот день показался мне самым долгим. Не знаю, на что рассчитывал Астахов, оставляя меня в своем доме, но как только я немного отошла от побоев отца, практически круглосуточно жила мыслью о побеге. Не собиралась спокойно отсиживаться здесь и ждать чуда. Неоткуда его ждать. Папа сказал: ответственность за случившееся лежит на мне, а значит, я должна самостоятельно решить проблему. Что ж, я сделаю это. Конечно же, он не простит меня, но может… поймет, что я чего-то стою. Хотя бы раз.
Моя жизнь всегда была под контролем отца. Абсолютно во всем. А если я вдруг принимала решение, Князев-старший взвешивал его без моего ведома и принимал свое. Возможно, он считал, что я просто не в состоянии брать ответственность за свою судьбу – слишком молода, наивна, неопытна. Не умею рационально оценивать перспективу, но разве жизнь не состоит из ошибок? Если их не совершать, чему человек в итоге научится? А отец не давал мне ошибаться. И это крыло, под которое он загнал меня – в конце концов, начало душить. Особенно в последний год.
Ситуация в разборках с Астаховыми накалилась еще до покушения на дядю Сергея. Как всегда, я получала лишь крохи информации. Но мне пришлось оставить очное обучение на бизнес-факультете, который опять же выбрал для меня папа, и перейти на заочную форму. Я не могла даже просто пойти погулять. Выезд только с охраной и только по делу. Я не могла открыто поговорить с подругами из универа – телефон прослушивался, да и рискованно было посвящать их в реальные причины моего заточения.
Меня неизбежно настигло страшное одиночество.
Тогда я и сблизилась с Мироном – личным водителем отца… Он стал последним решением, которое у меня отобрали. Возможно, именно тогда начался мой внутренний бунт, приведший к таким последствиям. Но сколько бы раз я ни возвращалась мысленно к началу, все одно – я не поступила бы иначе.
Часы в коридоре, по которому я проходила с корзиной белья, показывали шесть, когда за окнами начало темнеть. Именно темноты я ждала – моего верного союзника. Главное, чтобы хозяин дома не решил сегодня вернуться в особняк пораньше. Чем позднее мне удастся приступить к плану, тем, я считала, больше вероятность успеха.
У меня не было четкого представления о развитии событий после того, как мне удастся сбежать из дома Астахова. Я смогу связаться с кем-то из потенциальных друзей, только когда окажусь за пределами наблюдения. Но никаких гарантий, что мне рискнут помочь… В крайнем случае, я окажусь абсолютно одна и должна буду очень ловко импровизировать, чтобы вернуться к плану, который сорвался из-за моего похищения.
Господи, только дай мне выбраться… Пусть все получится!
Я едва выдерживала каждую новую минуту. Но нельзя было начать раньше, чем я рассчитала. Шура обычно уходила в свою комнату лишь в начале восьмого. Раздавала нам с Мирой задания на оставшийся вечер, а сама шла отдыхать. Сегодня домоправительница, как назло, задерживалась. Все торчала на кухне, обложившись тетрадями на столе, видимо, делая ревизию. Ну почему именно сегодня?!
Время подходило к восьми, когда я подумала, что, похоже, придется все-таки перенести попытку побега на завтра. Лишний риск ни к чему. Но Александра неожиданно решила закончить подсчеты. Когда я в очередной раз как бы между прочим зашла на кухню, она уже складывала тетради в стопочку и поднималась из-за стола.
– Эй, ты! – бесцеремонно позвала Шура, поймав меня взглядом. Никогда меня по имени не называла. Отпив глоток воды из стакана, я вопросительно приподняла брови. – Долго будешь ходить, глаза мне мозолить? Если все закончила, иди в свою комнату.
Как некстати было это снисхождение от мегеры. Для меня как раз все только начиналось.
– Нет… я еще не все, – солгала я, поставив стакан. – Белье надо догладить.
Она свела брови и недовольно спросила:
– Тогда какого черта ты здесь вертишься?! Работает как черепаха, а потом утром не добудишься… – Взяв тетради, Шура обошла стол и направилась к дверям. – Заканчивай быстрее, и нечего шарахаться по дому лишний раз! Миру увидишь, скажи, чтобы посудомойку разгрузила. Еще одна черепаха…
Вредина вышла из кухни, а я нервно выдохнула. Посмотрела на часы, висевшие на стене напротив стола. Начало девятого. Астахов не пришел на ужин, значит, наверняка задержится допоздна! Пока удача мне благоволила. Пока…
Я вышла из кухни минут через пять, но не пошла в прачку, где на самом деле давно все было выглажено, а целенаправленно двинулась к лестнице. Без спешки спустилась на первый этаж и, мазнув взглядом по охраннику, который стоял в холле, свернула в сторону кладовой.
Каждый мускул в теле был напряжен до дрожи, но я изо всех сил старалась двигаться плавно. В кладовой перевела дыхание, прежде чем выйти с ведром, наполненным всяким инвентарем и чистящими средствами. Казалось, внутри царит достаточная доза уверенности, но она резко сменилась паникой, когда возле лестницы я пересеклась с Мирой…
Девушка только начала подниматься, однако увидела меня и затормозила.
– Ты чего это делать собралась? – поинтересовалась она, озадаченно уставившись на ведро в моих руках.
– Я?.. В зал пойду.
Мира неуверенно глянула в сторону дверей зала, того самого, где отец избивал меня, и нахмурилась.
– Ох, вы что, с мамой опять поссорились? – сочувствующе спросила она. – Там же до утра можно мучиться!
– Да нет, нет! Она просто сказала почистить камин и все, – поспешила сгладить я. – Вроде как Вадим Николаевич давно велел.
– А-а… А ты уверена, что справишься? Делала это когда-нибудь?
Покрываясь испариной, я простодушно пожала плечами.
– Твоя мама вроде все подробно рассказала.
Мира задумчиво закусила губу и неожиданно твердо заявила:
– Я помогу тебе. Сейчас только схожу наверх…
– Да нет, не нужно! – как можно мягче отказала я. – Я уверена, что справлюсь! А тебе еще посудомойку разгрузить нужно, Шура сказала.
Кухарка устало закатила глаза, выпустив вздох.
– Блин… Ладно, но если что, ты сразу зови меня! Хорошо?
– Конечно, – уверила я. – Спасибо!
Она продолжила подниматься, а я покосилась на охранника, который остановился возле окна, с кем-то разговаривая по телефону, и на ватных ногах продолжила путь в зал.
Ледяной озноб пронесся по телу, стоило переступить порог большого мрачного помещения, где я ни разу не была с того проклятого дня… Плавно закрыв за собой двустворчатые двери, я обернулась и подавленным взглядом прошла по обстановке. Немногочисленная мебель, обитая коричневой кожей, дорогой расписной ковер тянулся от массивного камина, много пространства, разбавленного современными торшерами, стеллажами с книгами и громоздкими винтажными статуями.
Внутри дрогнуло, когда глаза без воли задержались на журнальном столике. Тот, на который я рухнула – убрали. Сейчас здесь красовался более
