начни новую жизнь. Ну, в крайнем случае, подели имущество пополам, но детей малолетних обеспечь — это же твои дети! Нет, все отнял у них, сволочуга!
— Да-а, подлецов среди нашего брата много… Но вот, что я тебе скажу, Сережа — не вмешивайся ты в это дело! Если уж очень пацаненка жалко — дай денег семье, но не влезай ты в эти криминальные разборки. Все они очень плохо кончаются, поверь старику.
Дорохов был упрям и привык не менять своих решений.
— Прости, Василий Иванович, но я уже все решил.
— Ну, раз так, — генерал взял со стола кожаную визитницу, перевернул несколько страничек с визитными карточками, — присоветую я тебе человека — это его профессия: разбираться в делах такого рода. Ты же со своим неумением и медвежьей прямолинейностью столько дров наломаешь, что потом тебя из-под завала спасать придется.
— Если этот человек опытный, то я буду только рад его помощи.
Генерал хитро прищурился и промолчал. Дорохов не придал этому значения и взял визитную карточку «опытного человека».
19
Дело, «упавшее» сверху, было Федину совсем не «в жилу». Он расследовал четыре убийства, и на «частный сыск» времени совершенно не хватало, но «просьба» начальства почти приказ для подчиненного и отказать «чужому» генералу не было никакой возможности.
Чертыхаясь про себя, Федин покорно выслушивал «заказчика» в своем кабинете в Следственном Комитете, изредка делая пометки в блокноте, и одновременно строя планы относительно своего отпуска:
«— Вот закончу неотложные дела — попрошусь в отпуск. Заберу Машку и Катерину, и поедим мы все вместе к теплому морю. После смерти жены прошло уже полгода — пора налаживать свою семейную жизнь. Налаживать, пока дочка не понимает происходящего: Машке нужна любящая мать, а мне жена. Конечно, теща будет против того, чтобы Катерина стала моей женой и матерью Машке — на место своей дочери она прочит другую женщину, но сердцу не прикажешь. Хоть я и не люблю семейных разборок, но ничего не поделаешь: придется убеждать и уговаривать Наталью Григорьевну — неправильно будет, если из-за взрослых разборок и непонимания Машка лишится еще и родной бабушки. А Наталья Григорьевна внучку свою любит — после смерти дочери она только для нее и живет…»
— Да вы меня не слушаете, — в упор глядя на понурого, вяловатого следователя, напрягся Дорохов — такого невнимания к собственной персоне он не выносил.
Прежде чем ответить раздраженному полковнику ГРУ, Федин немного помолчал — хоть ты и старше меня по званию, а в своем кабинете я хозяин.
— Ну, это вам только кажется, Сергей Александрович, — растягивая слова, произнес он, заглянул в блокнот и пробежал глазами свои пометки. — По ходу вашего рассказа у меня к вам возникло несколько вопросов. Во-первых, где труп сгоревшего мужчины? И доказал ли кто-нибудь, что это труп именно Георгия Рудольфовича Ватутина? Во-вторых, почему вы приехали ко мне без единственного свидетеля этой так называемой аварии — мне необходимо расспросить эту женщину о подробностях увиденного. В-третьих, я должен знать: почему вы — именно вы, помогаете семье Ватутиных разобраться в этом «криминальном» деле.
Дорохов оторвал недовольный взгляд от серого усталого лица следователя и уставился в пол — он все равно не поверил в то, что его внимательно слушают.
Хотя оба мужчины были примерно одного возраста, но слишком отличались друг от друга по внешности и темпераменту, чтобы так сразу найти общий язык и понимание: один крупный, властный и импульсивный с короткой военной стрижкой, одетый в дорогие шерстяные брюки и кашемировый пуловер, другой высокий, худощавый, флегматичный и дотошный с торчащими на макушке непокорными вихрами, одетый в серый поношенный костюм с не выводимым масляным пятном на лацкане.
Поборов желание выйти из кабинета — рекомендация генерала кое-что да значила, Дорохов взял себя в руки и постарался говорить спокойно.
— Отвечаю на ваши вопросы, Константин Александрович: первое — где труп сгоревшего мужчины я не знаю — обратитесь в ГИБДД; второе — свидетельница в данное время работает, и поехать со мной к вам не смогла, а вот почему я — именно я, помогаю этой семье установить истину и найти пропавшие семейные деньги, не имеет к делу никакого отношения.
Гладко выбритая щека Федина едва заметно задергалась, но на его усталом лице раздражение не проступило — двум «медведям» было явно тесновато в одном кабинете, к тому же ни один, ни другой не желали принимать правила противника.
— Напротив, — не согласился «хозяин берлоги», испытывая к «гостю» двоякие чувства: уважение к погонам (ему служить до полковника еще ох как далеко) и умственное превосходство: нераскрытых криминальных дел для него не существовало (ну, почти не существовало). — Не зная мотива, по которому вы помогаете этой семье, Сергей Александрович, я вынужден буду включить вас в число подозреваемых, а это, как понимаете, мое затраченное на выяснения время, оторванное от нашего расследования.
— Меня в подозреваемые? — удивился Дорохов и внимательно посмотрел на следователя — не шутит ли? Следователь не шутил — усталость в его глазах никуда не ушла.
— Да, именно вас, — очень серьезно подтвердил «хозяин берлоги» — показал, таки зубы противнику.
— Но каким же боком вы присоедините меня к этому делу? — иронично поинтересовался полковник, широкой грудью наваливаясь на видавший виды письменный стол — стол покачнулся под напором «медведя»: силы Дорохову было не занимать.
— Да очень просто, — старшему следователю Следственного Комитета даже не пришлось задумываться над таким простым вопросом: он с ходу придумал вполне правдоподобную версию — на то он и профессионал! — Вы, Сергей Александрович, вполне можете оказаться любовником жены этого самого Ватутина. И именно вы могли заказать мужа своей любовницы — ну, мешает он вам наслаждаться жизнью — к тому же материальная заинтересованность: жениться на богатой вдовушке — это ли не мечта «настоящего полковника», а для того, чтобы отвести от себя подозрения вы сделали вид, что очень заинтересованы в поимке убийцы.
— Неплохо, — искренне восхитился Дорохов и протянул большие сильные руки через письменный стол. — Так арестуйте меня, Константин Александрович! Перед вами преступник — дело раскрыто!
Федин встал из-за стола, подошел к окну и приоткрыл форточку — несговорчивость «гостя» задевала его за живое.
— Это признание? — вяло спросил он, присаживаясь на широкий подоконник и закуривая сигарету.
— Это шутка!
— В отличии от вас, Сергей Александрович, я шутить не люблю — профессия, знаете ли, накладывает свой отпечаток: дело имеем все больше с трупами и с их плачущими родственниками, а они, знаете ли, как-то не расположены к шуткам.
— Но, обвиняя меня, вы же пошутили? — не сдавался Дорохов.
