– Я идиот, – засыпал Рома.
***
За окном было темно, но небо уже светлело. Его хорошо было видно с верхнего этажа. Тёмные тучи, подсвеченные алыми лучами восходящего солнца, и кусок сине-жёлтого неба, припорошённого фиолетовыми перистыми облаками.
В любом городе можно получить свою дозу природной красоты: просто подняв голову вверх, посмотреть на небо.
Рома проснулся очень рано. Спал в брюках и рубахе. Не разделся, женщина к нему не прикоснулась.
В тихой, сонной квартире он пошёл отлить. Умылся. Скидывал с себя сон. После ванной, воровато прошёл к комнате, предположительно, Аничкиной.
Его солнышко, упакованная в толстые шмотки, сверху пижама. Спала, как младенец, и волосы её белоснежные сливались с хлопковой подушкой.
У Шиши эрекция. Захотелось грохнуться рядом с ней, прижать, как тёплую мягкую игрушку, и не отпускать никогда.
Вот такой должна быть женщина, а не намазанной силиконовой куклой.
– О, чёрт, – протянул Шиша, осознав, что две женщины, это настоящая проблема.
Не такие проблемы решал. Разберётся.
В прихожей, залез в карман куртки. Телефон страшно было включать. Он звук и вибрацию выключил, что позволило нормально отдохнуть. Но вот пришло время посмотреть на сообщения.
Звонков была масса. И сообщений от Инги семьдесят три штуки. Не семь и три, а семьдесят три, что приводило Шишу в полное уныние и тоску. Все он открывать не стал. Только первые и последние. Вначале девушка истерично писала: «Где ты?» Последние, посланные ночью были панической атакой. «Ты меня бросил!»
Ожидаемо. Как всегда.
Звонки всех мастей. Но перезвонил он только Штопору. Штопор звонил редко и часто по делу.
Сонный голос Сёмы хриплый и знакомый гаркнул в трубку приветствие.
– Что звонил? – спросил Рома.
– Шо вы, Роман Владимирович, думаете за нашего друга Мишу?
Когда Штопор говорил с одесским акцентом, нужно было слушать во все уши, потому что сейчас пойдёт скрытая информация, жизненно необходимая.
– Стараюсь не думать, – ответил Рома, проводив взглядом сонную растрёпанную Анечку, которая направлялась на кухню мимо него.
Солнышко его!
– Рано встаёшь, – буркнула она. – Сейчас завтрак приготовлю.
– Такое горе, – продолжал ныть в трубку Сёма. – Миша умер вчера вечером посреди полного здоровья. А государство повышает пенсии!
– От чего умер? – безразлично спросил Шиша, но напрягся всем телом. Телефоны могли прослушивать, так что всё походило на простой трёп и сплетни.
– Говорят, злоупотреблял московской домашней птицей. Миша таки подавился костью в горло, и врач сказал в морг, и отвезли в морг.
«Московская домашняя птица» – это Федя Гусев.
Похоже, его юристишка грохнул Мишу Жмурика. Гусь убил Мишу?! Интересно при каких обстоятельствах. И с чего бы…
– Нелепая смерть, – хмыкнул Шиша.
– И я за то! – удивился Штопор. – Я не сильно умею сказать, но хочу. Некаширная пища приводит к смерти, а вы, Роман Владимирович, всё хаваете и хаваете всякое дерьмо, будто пытаетесь догнать свой инфаркт. А нынче дорого стоит похоронить. И сколько не кидай брови на лоб, уступать не станут.
Это Штопор предупредил, что Федя Гусев должен быть отстранён от его фирмы. Гусев опасен и может подвести. Или убить!
Это новость!
Похоже, Рома прикормил настоящего змея. И самое интересное, что уже подозревал об этом.
– Меня дама ждёт, спасибо.
Рома отключил звонок и сразу набрал Лёшу.
Сам прошёл на кухне, где у плиты суетилась любимая женщина. Слушая гудки в трубке, он со спины обнял мягонькую, тёплую Анечку и закрыл от удовольствия глаза.
На ней куча шмоток, но на следующей неделе, он найдёт нужного врача, и сразу на операцию свою девочку. Он должен был избавить её от этого комплекса неполноценности.
– Лёша, – крикнул он в трубку, усаживаясь за стол.
Онемел от неожиданности.
На столе лежал именно тот завтрак, к которому он привык. Горячая овсяная каша была вылита в тарелку. Анечка разрезала яйцо всмятку на солнечные кусочки и налила в чашку чёрный кофе. Предложила плеснуть коньяка, показывая бутылку. Молча предлагала, не отвлекая от разговора.
Шиша кивнул. И Анечка плеснула немного коньяка себе и ему.
– Да, Роман Владимирович, – ответил его охранник.
– К Феде Гусеву приставь слежку. И как там наш Коля?
– Вчера копали, пока пусто. Слежку приставить не могу, Гусев исчез. Пока ищем, но найти сутки не можем. После суда, как в воду канул.
– Не канул, поверь мне. Он в городе, ищите. И проверяйте, Федя мастак на всякие схемы, поэтому все беды от него в моей фирме.
– Я понял. Когда вас ждать?
– Через час буду в офисе.
Он отключил звонок и принялся завтракать.
– Какой муЖчина, – тихо посмеивалась Анюта, уронив подбородок на ладонь, с интересом рассматривала его. – Ромка, ну и красавцем же ты стал, – Она смахнула с его лба прядь волос.
– Нравлюсь? – самодовольно усмехнулся Шиша, облизывая её личико взглядом.
– Всегда нравился, – повела игриво бровью и принялась завтракать. – Не забыл о школе? – жевала Анечка и смотрела на него восторженно своими ясными голубыми глазками.
– Сегодня в шесть,– кивнул Рома. – В четыре к тебе приеду, будь готова… Тебе платье нужно?
– Нужно, – она разрумянилась. – Куплю сегодня. С собой по магазинам не зову.
– Я и не смог бы, дел по горло, – уминал за обе щёки Шиша.
Каша оказалась невероятно вкусная. Зря он Саше велел сахар в свою овсянку не класть.
– Фу, Шиша, мог бы навязаться для приличия, – шутливо обиделась его чудачка.
– Ты работаешь? – У Ромы в голове уже были разработаны планы «А», «Б» и «В». В любом случае эта женщина его и как можно скорее.
– Да, я фармацевт в аптеке. Но у меня до июля отпуск, – она с улыбкой продолжала его изучать.
Влюбилась.
К гадалке не ходи. Да и он, похоже, вспыхнул к ней, как в семнадцать лет. И первое что зародилось в душе – нежность. Ухаживать красиво он умел: цветы, подарки, рестораны и поездки в тёплые края. А вот нежным, ласковым быть – нет.
Только с ней он будет предельно осторожен в общение, чтобы не навредить, чтобы не поранить.
– Давай, деньжат подкину, – предложил Рома, погладив её руку.
– Рома, – строго сказала Анечка, убрав руки под стол. – У тебя женщина есть?
Шиша прищурил глаза и одарил её животным суровым взглядом. И Анечка выдержала это давление, сама прищурила свои хитрые глазки и бурила непробиваемую тёмную твердь в его жестоких глазах.
