и сети, не привязанные к географическим локациям и закрытым сообществам» (Livingstone, 2003: 480).
Именно эмпирическая база большинства медиаисследований, опирающаяся на национальную статистику, которую собирают государственные учреждения, по мнению С. Ливингстоун, прежде всего становится основой сравнительного изучения медиа в разных странах мира. Уровень национального государства позволяет также судить о таких социальных феноменах, как объем валового национального продукта, система образования или национальные телерадиовещатели. Словом, национальное государство «продолжает оставаться удобным понятием для понимания истории, культуры и политического окружения» (Там же).
Таким образом, актуальные подходы к медиасистеме учитывают особенности ее концептуального построения, которые позволяют объединить структуру и процессы для систематического изучения медиа, политики и регулирования в этой области (Flew, Waisbord, 2015). Это выдвигает необходимость пересмотра концепции медиасистемы и переключения внимания исследователей на социологический, экономический, политический и даже философский угол зрения, что может поставить медиасистему как явление, тесно связанное с национальным государством и одновременно интегрированное в процессы глобализации, в центр взаимодействия и взаимосвязи структур и процессов. Исходя из дискуссий, которые идут в академической среде, можно заключить, что современные медиасистемы, становясь все более сложным социальным и индустриальным феноменом, все больше интегрируя последствия глобальной цифровой трансформации, по-прежнему остаются важным национальным институтом, сохраняя и даже, возможно, укрепляя связи с нацией, национальным государством, страной.
2.2. Рамки академического анализа отечественной медиасистемы
С начала XXI в. концепция медиасистемы вновь стала привлекательной для многих стран, вступивших в период быстрого экономического роста, активного преобразования политических систем, находящихся в поисках своего места в глобальном миропорядке и добивающихся в нем признания (см. выше). Особенно это справедливо для стран БРИКС, в которых наряду с выработкой новых экономических и геополитических основ жизнедеятельности (Перспективы и стратегические приоритеты восхождения БРИКС, 2014) открываются и новые подходы к исследованию концепции медиасистемы в разных медиаконтекстах, а также к универсальному измерению медиасистем.
Несмотря на то что теоретически понимание БРИКС как международного сообщества остается достаточно размытым, медиасистемы пяти стран важны для сравнительного анализа — и как влиятельный социальный институт национального государства, и как пример инфо-коммуникационного пространства, отличающегося заметным национальным колоритом. Практика этих медиасистем служит весомым аргументом в дискуссиях о национальной природе и вариативности концепции медиасистем, ее неизменной значимости для медиаисследований в целом (Flew, Waisbord, 2015; Humphreys, 2011; Rantanen, 2013).
СМИ и журналистика государств — членов БРИКС, представляющие собой менее изученные, но динамично развивающиеся медиасистемы, дают оригинальный и актуальный материал для понимания современных процессов в национальных медиаландшафтах (Медиасистемы стран БРИКС, 2018). Кроме того, страны БРИКС позволяют проследить влияние на медиа таких специфических аспектов политического дискурса, как постколониализм, постсоциализм, «зависимость от исторического пути» (parth dependence), социальное и гендерное неравенство, много-этничность, мультикультурность (Nordenstreng, Thussu (eds.), 2015). В современной геополитической ситуации ослабления глобального доминирования «богатого Севера», в условиях цифровых трансформаций международных и национальных, вертикальных и горизонтальных социокультурных механизмов медиасистемы государств — членов БРИКС предоставляют новые эмпирические данные для выявления природы и особенностей национальных медиасистем.
Ключевыми особенностями последних в связи с этим выступают:
• значительное влияние цифровизации и конвергенции на медиаиндустрии БРИКС, особенно заметное на фоне невысокого индустриального уровня их развития на рубеже XX–XXI вв., а также нетипичность бизнес-моделей по сравнению с доминирующими западными экономическими моделями медиапредприятий (Интернет-СМИ, 2010; Мультимедийная журналистика, 2017; Медиасистемы стран БРИКС, 2018);
• изменение классических парадигм отношений «медиа — государство — политика» под влиянием западных концепций «демократия» и «свободный рынок» (Nordenstreng,Thussu (eds.), 2015);
• столкновение исторически традиционных, зачастую нормативных и новых, неолиберальных подходов в процессе формирования национальной медиаполитики в широком контексте современной геополитики (Гаман-Голутвина, 2015);
• меняющаяся природа журналистики, нередко проблемное взаимодействие национальных и глобальных профессионально-этических стандартов в построении профессиональной идентичности журналистов и сохранении их профессиональной культуры (Pasti, Ramaprasad, 2017).
Функционирование медиасистем стран БРИКС стало ценным материалом для медиаисследований (Медиасистемы стран БРИКС, 2018). И хотя часто трудно выявить большое сходство между странами и их медиасистемами и даже провести сравнительный анализ на одинаковых основаниях, поскольку не всегда такие основания применимы, в каждом случае проявляются очевидные особенности, выражающие специфику каждого государства, все эти страны представляют примеры, альтернативные самым изученным медиасистемам — Северной Америки и Западной Европы (Downing, 1996).
Говоря об уникальности медиасистемы каждой страны БРИКС, в том числе России, следует признать, что каждая из них несет в себе отражение своего исторического пути и геополитической специфики.
Активная трансформация российской медиасистемы началась более трех десятилетий назад, когда после провозглашения М. Горбачевым политики гласности в 1985 г. и распада СССР в 1991 г. от иерархической, идеологически жестко контролируемой коммунистической партией и финансируемой государством в плановом порядке она пошла по пути комплексной трансформации — идеологической, структурно-административной и технологической (Вартанова, 2014).
Очевидно, что современное состояние российских медиа значительно отличается от того, которое характеризовало советскую систему СМИП (Система средств массовой информации России, 2003). Изменения в медиасистеме стали комплексным результатом многосторонних и многослойных социальных трансформаций в целом, что, в свою очередь, вызвало трансформацию отношений СМИ с политикой и обществом, преобразования в экономике средств массовой информации, в профессиональных ценностях и культуре журналистики на национальном и глобальном уровне под влиянием геополитических, экономических, прежде всего неолиберальных, политических, преимущественно на национальном уровне, а также актуальных социальных, межэтнических и межкультурных процессов (Алиева, 2016; Анникова, 2008; Журналистика на перепутье, 2006; Система средств массовой информации России, 2003; Шкондин, 2002; Curran, Park (eds.), 2000; Rantanen, 2002; Hallin, Mancini (eds.), 2012).
Особую роль в современных трансформациях отечественной медиасистемы сыграл прогресс информационно-коммуникационных технологий, который привел к цифровой революции в массмедиа и появлению, широкому распространению онлайн-СМИ (или цифровых новых медиа), не только изменивших технологическую среду СМИ, но и значительно преобразовавших их природу (Интернет-СМИ, 2010; Castells, 1999; Самарцев, 2017; Мультимедийная журналистика, 2017). Переплетение разнообразных национальных и глобальных процессов оказало мощное воздействие и на российские массмедиа, превратив отечественную медиасистему в уникальный объект междисциплинарных исследований (Демина, 2010; Шкондин, 2002; Nordenstreng, Thussu (eds.), 2015).
После 1991 г. теоретические подходы к пониманию современной российской медиасистемы заметно расширились. Западные академические концепции массовой коммуникации на раннем этапе теоретического переосмысления СМИ в постсоциалистических странах были восприняты прежде всего в работах словенского исследователя С. Сплихала (Splihal, 1994; Splihal, 2001) и польского исследователя К. Якубовича (Jakubovicz, 2004, 2007). Североамериканские и западноевропейские нормативные подходы к пониманию природы и роли СМИ в демократическом обществе стали своего рода нормативной моделью для медиатрансформаций в социально-политическом контексте постсоциализма. Многие авторы исходили из «двойной телеологии», предложенной К. Спарксом и А. Ридинг (Sparks, Reading, 1998), что предполагало теоретическую интеграцию концепций свободы прессы и рыночной природы медиабизнеса, в том числе и отечественными исследователями (СМИ в меняющейся
