судорожно собирает вещи, кидает в сумку какие-то бумажки, натягивает куртку.
— Альбина, — беспомощно воскликнул я — на тебя это совсем не похоже. — Ты всегда стойко переносишь и капризы клиентов, и подколы Дианы. Ты же боец, да ладно со всеми бывает я расскажу Вальку про сигнализацию, и он отойдет.
— Ты же уже сказал, — ответила она, — он даже слушать не стал.
— Ну и что? Я уверен, все образуется.
— Ничего не образуется, Игорь, ничего, — возразила она, пытаясь проскочить мимо меня, так как я мешал ей стоя на пути.
— Давай просто представим, что ничего не было ни вчера, ни сегодня и каждый из нас останется в своем идеальном мире. В твоём будут розовые пони, в моем… не важно. Ты будешь, как и прежде, считать меня первоклассной стервой и истеричкой неадекватной, я буду думать, что ты пустозвон и раздолбай. И не буду больше искать у тебя сердце и мозг.
Она говорила разумные вещи с совершенно несчастным видом. А я не хотел ничего забывать, я хотел большего, я хотел, чтобы это новое, что возникло вчера между нами заполнило всю мою жизнь и боялся отчасти этого. Но теперь был готов к ней любой и к хрупкой, беззащитной, и к страшной драконихе, способной испепелить одним лишь взглядом.
— Я не хочу этого, — тихо признался я, словно в кабинете нас мог кто-нибудь услышать.
— Я тоже, — кивнула она и, потупившись, добавила: — но это утопия.
— Что утопия? Почему? — я унижался, как маленький ребенок, вымаливая свой маленький кусочек внимания и свое право на ее расположение, но об этом я подумал уже намного позже.
— Мы оба взрослые состоявшиеся люди, — заговорила она устало. — Несмотря на все притяжение что вдруг возникло между нами. Ты не захочешь, да и не сможешь измениться и у меня едва ли получится. Вот и все. Для меня это гораздо больше, чем ты думаешь. Секс сексом, но я не могу себе позволить быть с человеком, который дальше носа своего не видит, которому было все равно и которому остается все равно сейчас. То, чем я живу и о чем я думаю.
— Ты меня запутала, — признался я. — К чему все это?
— К Баринову, к премии, к Шурочке, Диане, Полине и всему, что меня так раздражает. Ты же дальше носа своего не видишь. Ты не понимаешь, что тебе живется в этой компании так легко, потому что в ней есть я, потому что я все посчитаю, сделаю, прикрою тебя и других. Я не смогу себя уважать если я сдамся тебе еще и в личных отношениях.
— Интересно, а ничего, что меня из-за тебя лишили годовой премии, — не выдержал я. — Но я же не веду себя, как обиженный ребенок.
— Из-за кого? — возмутилась она. — Премиями у нас распоряжается Баринов. Ты не заметил, что он не сильно-то ко мне прислушивается?
— Причем тут Баринов? Мою премию начисляет Виолетта.
— Кто? Какая Виолетта?
— Гендиректор фирмы.
Хотелось бы верить, что она притворяется, но я хорошо знал, когда она врет, за два года в одном кабинет случалось всякое.
— Ты идиот, Игореша, — грустно произнесла она, — если думаешь, что в этой компании я хотя бы что-нибудь решаю. Это я и пытаюсь тебе объяснить, но ты не слышишь. Ты не видишь, что происходит вокруг себя. Не видишь кто тебе лапшу вешает на уши, и кто тебя поливает за глаза грязью. Премии тебя лишили годовой. А ты хоть раз спросил была ли у меня когда-нибудь премия? Получала ли за эти два года хоть что-нибудь в конверте? Ты пытаешься быть для всех хорошим, своим в доску, а потом тебя подставляют твои же девчонки. Одна взломала ротлету и меня оштрафовали, другая рассказывает всем какой ты недомачо, серьезный косяк третьей ты прикрыл и ее не уволили, а меня опять депремировали за порчу видеозаписи. Ты хочешь, чтобы я тебе простила все это? Прощу, запросто прощу, но то, что ты слепой идиот ни простить, ни исправить нельзя.
— Так подожди, о чем это ты? — с трудом прервал ее поток я. — Давай по прядку. Что с ролетой?
— Я устала Игорь и не хочу больше ничего решать.
Я опомнится не успел, когда она меня поцеловала. Не, я против активных женщин, но просто офигел, когда она, притянув меня к себе за лицо, поцеловала в лоб, затем в губы, как целуют детей на прощание, и ушла, отодвинув меня с дороги.
Я был в смятении. Такое киношное, попсовое прощание, ее поведение, моя реакция. В этот момент мой привычный мир стал рушиться и виной тому был один корпоратив. Один.
— Где? — ворвался в кабинет, как ураган Баринов.
— Что? — не понял я, с удивлением отмечая, его марену обращаться, о которой я узнал только сейчас.
— Одинцова где? — сказал более определенно он.
— Ушла…
— Что значит ушла? Я из-за этой бездари от Виолетты выгребаю, а она, видите ли, ушла.
— От Виолетты? И за что же это?
— А вот догадайся. Она уже в курсе взлома и ложного вызова. Полчаса сейчас мозги колупала.
— Так, а причем тут Одинцова?
— Если она не состоянии нести вверенные ей обязанности, то я с удовольствием от них ее освобожу.
— Валек, я не понял к чему ты это? Я же полчаса назад сказал тебе, что взлом — мой косяк. Нужно было срочно открывать магазин, я не знал что делать. Одинцова припозднилась, так как ей было плохо.
— Если она такая слабая и болеющая, тогда какого черта она занимает такую должность и почему от Виолетты теперь выгребаю я?
— С Виолеттой я сам разберусь, не беспокойся и не трогай Одинцову.
Баринов посмотрел на меня, как на полного идиота, и вышел.
Я ничего не понимал, казалось межу вчерашним разговором с Виолеттой и сегодняшний утром пролегла цела пропасть.
Глава 16. Прозрение
Игорь.
На следующий день на работу я приехал вовремя. В спокойной обстановке открыл магазин, обежал всю торговую площадь, чтобы убедиться, что все готово к работе. В какой-то степени это даже было увлекательный процессом, как в детстве, когда мы играли в омоновцев. Все чисто. Аниматоры — чисто. Игровая площадка — норм. Касса — всем всего хватает.
Когда клиенты потихоньку потянулись в магазин, но на игровой площадке еще никого не было, я подошел к Эле.
— Прости Гош, но мне работать надо, — уклончиво ответила она, разувшись зашла прям в середину игривой, видимо намереваясь от меня таким образом избавиться. В магазине еще было мало народу, в
