теперь знаем? — буркнул Перстень.
— То, что взяли нас не простые станичники, — подал голос угрюмый лекарь Хром.
— Опять-таки, вожак их Сыч — из боярских людишек, — выдохнул Котёл. — Как там колдун сказал? Клин вроде того боярина кличут. Как, прям, знакомца нашего безрукого лекаря. Осторожнее, зараза, больно же!
— И что ж мы имеем? — прогудел Перстень. — Боярин Клин Ратиборыч за какой-то надобностью выкрал из Киева царьградского волхва, подослал убийц к тиуну Овнища, а здесь, в окраинных лесах, распотрошил схрон с какой-то ядовитой гадостью и собрал невесть зачем ватагу татей. Чтобы нас ждала. Зачем? Слышь, однорукий, не знаешь случайно?
— Догадываюсь, — вдруг огорошил Хром невесёлым тоном. — Только боюсь, вам это очень не понравится.
— Да ладно. Куда уж хуже…
— Помните, я вам говорил, что они бочки с газом выкрали?
— Посидим тут пару дней, и яма эта станет куда похлеще ядовитой бочки, — хмыкнул Котёл.
— Угадал. Всё это похоже на то, что на нас собрались провести испытания. В поруб этот газ запустят и поглядят, что будет. Должны ж знать, с чем дело имеют…
— Чего? По-человечески можешь объяснить? Тут твои загадки никто нихрена не понимает.
Кто как. Яков, например, в животе которого похолодело от ужаса, понял. Правда, ему показалось странным, откуда этот однорукий абориген знает слово «газ».
— И что теперь? — с упавшим сердцем прошептал он.
— Будем выбираться. Я, прежде, чем покинуть разграбленный схрон, прихватил кое-что с собой.
— Хвалю, — прогудел Котёл. — Только я у тебя ничего такого, когда нас обыскивали, почему-то не заметил.
— Потому что я замотал это в твою повязку.
ХХХ
Когда вечером откинулась крышка люка, и на сырой пол, мерзко чавкнув, плюхнулась ёмкость явно не здешнего происхождения, они к этому были готовы.
— Эй, там, наверху! — зло гаркнул Перстень. — У нас тут раненый помер. Скоро смердеть начнёт. И этот, что здесь до нас сидел, сомлел. Уж весь день валяется этак. Вытащите их отсюда, все ж загнемся!
— Угадал, — злобно усмехнулись сверху. — И раньше, чем ты думаешь.
Крышка гулко захлопнулась. Громыхнула задвижка. Как только тьма вновь затопила поруб, споро разделавшись с хиленьким отсветом горевшей наверху лучины, немногословный яшкин «соотечественник» тут же шепнул:
— Трое.
Знать больше ничего не требовалось.
Особенно если учесть, что в наступившей тишине все отчётливо уловили тихое шипение, идущее от бочки.
Все вояки тут же ринулись к ней.
— Она что, и правда железная?! — недоверчиво прогудел Котёл. — Это где ж её ковали?
— Да какая в задницу разница! — ругнулся Перстень. — Ищите, где из неё тянет! Калека, сколько нужно этого говна вдохнуть, чтобы копыта склеились?
— Не знаю. Но лучше вообще нисколько.
— Вот спасибо, утешил.
Бранились они приглушённо не только потому, что боялись выдать себя стражникам. У каждого из них — и даже у Яшки — нижняя половина лица была обмотана тканью, очень сильно напоминающей эластичный бинт. Именно его Хром размотал с раны Котла. Не то, что говорить — дышать-то через этот материал было предельно тяжело. Что в их теперяшней ситуации, впрочем, оказалось благом.
Если, конечно, не считать того, что однорукий настоял: эту повязку непременно следует смочить. А так как воды, разумеется, ни у кого не нашлось…Словом, сырая вонь подземелья теперь ощущалась ими не так уж и остро.
— Нашёл! Они просто сверху затычку вынули.
— Где там твой валик, хромой?
— Не зуди ты под руку! Сую уже!
— Бочка, чай, не девка, быстрее пихай. Не захнычет. Подохнем же все к такому-то лешему, пока ты её любовно огуливаешь барахлом своим.
— Сейчас плюну на всё, и охаживай тогда её своим барахлом, раз такой умный! — прошипел однорукий раздражённо. — Говорю ж — спешка тут вообще ни к месту. Плотно надо закупорить, чтоб не подтравливало. А тут темно вообще-то… Всё… Готово. Ещё бинт остался, сейчас сверху им плотно затяну, чтоб уж наверняка…
«Бинт. Газ. Железная бочка. Этот деревенский староста, пожалуй, подозрительно много знает для туземца», — покосился Яков на копошащийсяся над контейнером силуэт Хрома.
Когда брешь была законопачена, настал черёд второй фазы «освободительной операции».
Замысел Перстня был далёк от слов «тактика» и «стратегия». Его основу составляла одна лишь дурная внезапность. Если сторóжа наверху думает, что пленники в порубе сейчас заняты исключительно тем, что тихо дохнут, то ожидать их нападения, само собой, никто не станет.
А они возьмут — да и нападут.
Котел, стараясь ни проронить ни звука, нащупал склизскую стену, сдавлено ругнулся, уперся в нее руками и замер. Через какое-то время вновь послышалась короткая безмолвная возня. Тому, как человек, раны которого еще, должно быть, не то, что не затянулись, но даже кровить-то не перестали, смог сохранить гробовое молчание, «монашек» мог только поразиться. Подслушав планы варваров, он знал, что сейчас Перстень забрался на плечи раненого здоровяка и увечного тиуна. Какую Котел при этом испытывает боль, можно было лишь представить. А ведь сейчас ему станет еще хуже — на эту живую вежу взберется еще и таинственный ромей.
У них был один только шанс. Варвары собирались на едином выдохе вышибить крышку поруба. Дальше — как получится.
Ромей взобрался на загривок Перстня так ловко и бесшумно, словно ящерка шмыгнула меж камней.
— Раз, — еле слышно просипел Перстень. — Два.
— Три!!!!!!!!!!
Дружный выкрик, одновременно вырвавшийся из трех глоток, оглушил, должно быть, не только Яшку, но и тех, кто совершенно не ожидал его услышать. И уж, конечно, никак не предполагал, что под этот дикий вопль сбитая из крепких досок крышка лаза с треском вылетит из проема и грохнет об пол наружной стороной.
Ромея будто сдуло с плеч соратников. В неверном свете тусклой лучины Яшка успел увидеть лишь своих коллег по заточенгию, стоявших один на другом у противоположной стены поруба. Как он и думал, были они поперек себя шире, и угрюмой воинственностью от них веяло на всю избу. Правда, вместо ожидаемых книгочеем доспехов, на обоих болтались лишь изодранные и чем только не перемазанные нательные рубахи.
Спустя пару секунд Перстень, ухватившись за край лаза и что есть силы оттолкнувшись сапожищами от спин Котла с Хромом, исчез снаружи. Раненый воин, оказавшийся таким высоким и тучным увальнем, что любой боярин этой дикой страны умер бы от зависти, без единого звука сполз на пол. Он не шевелился.
Староста тут же захлопотал над ним, со знанием дела нащупывая пульс и заглядывая в зрачки.
Не самое, надо заметить, привычное занятие для войта зачуханого села на краю средневековой географии, снова отметил про себя Яков.
Наверху что-то отчаянно гремело, трещало и переворачивалось. Только однажды раздался звук, чем-то напоминающий
