буду. Девушки, столпившись вокруг Кайлы, растерянно оглядывались, не зная, продолжать концерт или просто сбежать, чтобы не позориться.
Ну вот, самое время, чтобы вправить кое-кому мозги.
* * *
Студенты совсем распоясались. Они скандировали "Пабтхонг!" (контейнер для риса, обжора), смеялись, свистели, потрясали самодельными плакатиками с искажённым названием группы — "PigStin". ЁнЭ даже порадовалась, что агрессивная неприязнь этих молодых людей относится не к ней. И ещё она отчётливо осознала, что уже ни за какие блага мира не хочет быть айдолом, как порой совсем недавно мечтала. Находиться постоянно в центре пристального внимания тысяч людей, испытывать на себе не только поклонение и любовь, но и такую вот ненависть — спасибо, это точно не для неё. Она лучше в сторонке постоит.
В общем, зрители пошли вразнос. О продолжении концерта не могло быть и речи. Помощник менеджера беспомощно смотрел по сторонам и, очевидно, понятия не имел, что в данной ситуации ему следует предпринять.
И тут на сцену вышла ЮнМи.
Нет, поправила себя ЁнЭ, не ЮнМи — Агдан. Вышла, сказала что-то успокаивающее девушкам, приобняла Кайлу, потом шагнула к микрофону и подняла руку, требуя тишины.
Никто, естественно, замолкать и не подумал. Задние ряды вообще сначала не поняли, что за диво в стильных брючках и с чёрными очками в пол-лица стоит на краю сцены. Не обращая внимания на поднятую руку, они продолжали прыгать, самозабвенно повторяя глупую кричалку.
Тогда ЮнМи сделала знак оператору, чтобы тот врубил звук на полную, и рявкнула в микрофон так громко и зло, что динамики негодующе затрещали, а с окружающих площадку деревьев сорвалась стая испуганных птиц:
— А ну заткнулись все!!!
И моментально наступила такая звенящая тишина, что можно было расслышать даже звуки проезжающих где-то вдалеке автомобилей. ЁнЭ сидела сбоку от сцены и ей хорошо были видны ошарашеные лица студентов, с округлившимися глазами и удивлённо открытыми ртами. Наверное, никто ещё не кричал так бесцеремонно и яростно на этих ухоженных мальчиков и девочек, полагающих себя будущей элитой общества.
Когда прошёл первый шок, и кто-то попытался было возмутиться, Юна пресекла эти поползновения столь же бесцеремонно и жёстко:
— Молчать, я сказала!
Дождавшись полной тишины, она вкрадчиво и с ощутимой угрозой спросила:
— Что, бандерлоги, не узнали меня?
Она сняла очки и неторопливо обвела взглядом ряды замерших зрителей. Её потрясающие глаза сверкали сейчас не чистой небесной синевой, а пронзающим насквозь ледяным гневом. Казалось, они светятся изнутри.
— Агдан! — выдохнули первые ряды.
— Агдан-Агдан-Агдан! — повторили вслед за ними и все остальные.
Слово прокатилось из конца в конец и несколько раз отразилось эхом от задника сцены. А ЮнМи стояла перед тысячной разгорячённой толпой, как пастух перед взбунтовавшимся стадом, и от неё исходила волна такой уверенности в своей силе и в своём праве повелевать, что это почувствовали даже самые отмороженные хейтеры.
— Смотрела я на вас, слушала ваши вопли и, знаете, господа студенты, что я при этом испытывала? Я испытывала обжигающий стыд. Мне стало невыносимо стыдно, что я живу с вами — такими умными и такими, как оказалось, бездушными идиотами — в одной стране. Мне стало стыдно, что вы тоже называетесь корейцами, что мне приходится ходить с вами по одним улицам и говорить на одном языке.
И столько силы и горечи было в её словах, что у ЁнЭ почувствовала, как у неё захолодели кончики пальцев. Студенты, многие из которых дёрнулись, услышав в свой адрес обидное "идиоты", прятали глаза, стараясь не смотреть друг на друга.
— Что такое вы здесь устроили, можете мне объяснить? — продолжила ЮнМи. — Кто, скажите, дал вам право унижать человека, который не сделал ни одному из вас ничего плохого? Как только в ваши напичканые знаниями головы пришла мысль так издеваться на девушками, которые приехали сюда с одной прекрасной целью — устроить вам праздник? Они пели и танцевали, отдавая вам свой талант и свою душу, а вы в благодарность за это решили их с наслаждением оплевать. Вы тут плакатики подлые приготовили… Так вот, свиньи — это вы. Другого слова я просто не нахожу. Знаете, до встречи с вами я была уверена в том, что образованные люди — по определению люди воспитанные и… хорошие. Но теперь я вижу, что образование и ум — это далеко не синонимы. Вы, студенты университета Кёнхи, должны считаться гордостью нации, но пока, как я вижу, вас можно назвать только её позором.
Опомнившиеся студенты понемногу начали приходить в себя и всё громче ворчать. Особенно активно выражали своё несогласие сидящие в первых рядах, очевидно, актив хейтерского движения, который всё и затеял.
— Кто ты такая, чтобы нас обвинять? — поднялся со своего места какой-то очкарик. — Тебя вообще сюда не звали!
— Я тот, кто имеет смелость и желание защищать невиновных и слабых, — сказала ЮнМи, глядя прямо ему в глаза. — Тебе этого мало? Ты, наверное, был бы счастлив, если бы вы всей толпой затравили бедных девчонок и вам бы за это ничего не было? Ваши мамы, сёстры и подружки после этого, наверное, страшно гордились бы вами, не правда ли? Что ты делал сегодня в университете, сынок, спросила бы тебя любящая мама. Мы сегодня очень мужественно довели до слёз молодых красивых девушек-айдолов и сорвали им выступление, ответил бы ты с гордостью. Ох, сынок, вздохнула бы с восхищением мама, какой же ты у меня умница и молодец. А этим айдолам так и надо, и даже если завтра одна из них вдруг задумает уйти из жизни, не выдержав издевательств, то мы ведь не огорчимся, верно?..
Побледневшая ЁнЭ нашла в толпе девушек лицо Кайлы и вздрогнула, понимая, что да — это вполне могло произойти, не вмешайся вовремя Юна.
— Такой сценарий вами был предусмотрен, не так ли? — спросила ЮнМи. — Что же ты молчишь, мальчик без имени? Или ты смелый только, когда вокруг тебя такие же безголовые идиоты? Ну признайся, это же ведь твоя идея была, устроить сегодня эту безобразную травлю? Нет, не твоя? Или смелости не хватает взять на себя ответственность? Объясни мне, глупой, зачем вам это было нужно? Вам покоя не даёт то, что Кайла не настолько худая, как АйЮ? Вы из-за этого прямо заснуть не можете и формулы
