Всех румяней и белее?
– Что это ты там Пушкина себе под нос бормочешь? – ухмыльнулся он.
– Скоро ты это будешь спрашивать у зеркала.
– У какого ещё зеркала?
– У волшебного!
– Ага, – закатил он глаза.
– А оно тебе ответит, что ты прекрасен, спору нет. Но другой тебя милее!
– И кто же это? – спросил Артур, продолжая улыбаться.
– Вот видишь, ты уже интересуешься, – довольно констатировала она.
– А як же? – приподнял он одну бровь. – Но учти, только в практических целях!
– В каких ещё практических целях? – не поняла Андриана.
– Может быть, раз уж он смог так тебе понравиться, мне удастся переложить на его плечи свою ношу.
– Какую ещё ношу? – удивилась она и сердито свела брови.
– Тебя! Ты моя ноша! Может, он согласится вместо меня за тобой присматривать?
– За мной не нужно присматривать, – обиделась Андриана.
– А дед считал иначе, – гнул свою линию Артур.
– Да ну тебя! – отмахнулась она и вышла из комнаты.
– Эй! Стекляшкин! Куда ты, постой! Ты так и не сказала, кто он – мой соперник или спаситель?
В ответ не раздалось ни звука.
– Обиделась, – пробормотал себе под нос Артур, с аппетитом доедая борщ. – Надо ей купить парочку новых книжек, она сразу и подобреет, – решил он.
Андриана же и не думала на него обижаться. «Что с него взять, мальчишка!» – считала она. Стекляшкиным Андриану называл, поддразнивая её, дед Артура: прозвище было в честь астронома Стекляшкина из «Приключений Незнайки». Вот на Артура-старшего она тогда, в своей далёкой юности, обижалась и строго-настрого запрещала ему так называть себя. Но с него всё было как с гуся вода. Он только усмехался, как теперь усмехается его ясноглазый внук. «Сколько воды с той поры утекло», – думала Андриана. Иногда она пробовала представлять, как бы сложилась её жизнь, если бы она решилась тогда ответить согласием на предложение руки и сердца, которое ей сделал Артур.
Но она не решилась. Или, как говорила Лео, струсила. Может быть, Леокадия была права, уезжать в неизвестность, как ей тогда казалось, на край света из привычного мира, от мамы с папой и от всего прочего и впрямь было страшно. И, наверное, этот страх пересилил её любовь к Артуру. Вероятно, была права и вторая подруга Андрианы, Мила, которая говорила, что Андриана любила своего Артура недостаточно сильно. Мила имела право высказывать именно такую точку зрения, ведь она сама сорвалась с места, бросила всё и улетела за своим Иваном.
Только непонятно, кто из них оказался счастливей, она, Андриана, или Мила. Наверное, всё-таки Мила. У неё есть Виолетта. А у неё, у Андрианы…
Но гордость не позволяла Андриане Карлсоновне смириться с этой неутешительной мыслью, и она, отчаянно потряся головой, выпалила вслух:
– У меня есть Артур! Точнее, Артур-младший…
Некоторое время она стояла у окна, глядя на растущий внизу на газоне пушистый куст, усыпанный цветками, на самом деле похожими на звёзды. Сколько раз эти цветы притягивали её взгляд, радовали сердце. И ей часто хотелось залезть на газон, подойти поближе к этому чуду, вдохнуть опьяняющее благоухание и унести с собой в душе хоть небольшую частичку этой воистину небесной красоты.
– Стекляшкин, не сердись, – донёсся до неё из кухни голос Артура. – Я забыл тебе сказать, что у меня в сумке пакет с пончиками. Давай пить чай.
– Я и не сержусь, дурачок, – отозвалась она и пошла снимать с плиты давно закипевший чайник.
* * *
Атмосфера следственного изолятора, как всегда, окутала Яна унылым ожиданием, робкими, чаще всего тщетными, надеждами или едва сдерживаемой агрессией и ещё чем-то неуловимым, характерным только для этого помещения.
Обвинение в убийстве, предъявленное его подзащитной, имело неплохую доказательную базу, несмотря на то, что большая часть улик была косвенной. Однако то, что девушку задержали на месте преступления с оружием в руках, было уже прямой уликой. На пистолете, из которого была застрелена жертва, были только её отпечатки пальцев. И имелось целых два свидетеля, видевших её: сестра убитого и сосед, который разоружил Виолетту и вызвал полицию. Всё это было жирными минусами.
И опровергнуть это было невозможно. Хотя сама Виолетта Потапова утверждала, что пистолет она подняла машинально, прежде чем сообразила, что делать этого нельзя. Не облегчало работы адвоката и то, что экспертиза подтверждала, что Филипп Окунев был убит примерно в это время, когда над его трупом стояла обвиняемая.
Ян Белозёрский долго думал над тем, как ему расшатать доказательную базу и добиться смягчения участи девушки. Как плюс он решил занести в свою адвокатскую копилку беременность Виолетты от Филиппа Окунева. Но, увы, следователь ехидно развеял его заблуждение, заявив, что объявить Потапову беременной все равно что заявить, будто на глазах Фемиды нет никакой повязки и она глядит в оба глаза.
– Ты хочешь сказать, – спросил адвокат, – что моя подзащитная девственница?
– Нет, гарантировать тебе её девственность не берусь, – усмехнулся следователь, – поговори об этом с врачом или с самой Потаповой.
– Значит, девушка придумала свою беременность, – уточнил на всякий случай Белозёрский.
– Значит, – пожал плечами Наполеонов.
– Ну, что ж, – обронил Ян.
– Желаю удачи! – крикнул в удаляющуюся спину адвоката следователь.
Глава 11
Адвокат и его подзащитная пару минут рассматривали друг друга.
– Вы мой бесплатный адвокат? – наконец спросила девушка.
– Нет, – покачал он головой, – меня наняла ваша бабушка Андриана Карлсоновна Шведова-Коваль.
