роль в Институте стала менее значительной.
Не произошло ли все это из опасения дирекции, что ей скажут: ваш институт – экономический, зачем же вам другие сферы?
Так или иначе, но изучение культуры и языков в Институте закончилось, а изучению истории уже не уделялось прежнего внимания.
Это привело к тому, что я ушел из Института, остался на полставки в секторе Южной Африки, поскольку Ирина Павловна Ястребова, заведующая этим сектором и давний мой друг, очень этого хотела. Я пошел в Институт стран Азии и Африки при МГУ, где работал по совместительству с 1962 года.
Как же все мы зависим и от геополитики!
Все мы знаем, как внутренняя политика отзывается на судьбе каждого из нас. Могу привести множество конкретных примеров – зачастую о том, как пагубно она влияла. Но перемена в советской геополитике повлияла на мою судьбу поразительно.
Октябрь 1956-го. Срок моей учебы в аспирантуре Института истории кончается. Но стать сотрудником Института не предложили. Всем, у кого тогда закончились аспирантские годы, сказали, что ставок в Институте нет. Что, может быть, будут месяца через два-три. Мои коллеги-аспиранты были москвичами и могли ждать. А я – питерский, живу в общежитии. Моя московская прописка кончается с завершением аспирантуры.
В общежитии мне напоминали, что я должен освободить койко-место. Приходил милиционер объявить, что московская прописка кончается. Но мои соседи по комнате сказали ему, что меня сейчас нет – и он ушел, до другого раза.
Каково мне было! Работы в Москве нет, и искать ее не могу: из Москвы приходится уезжать. А в Ленинграде никакой работы не предлагают.
И вдруг – чудо! Предложили работу в Москве, в Институте востоковедения. Там создается отдел Африки. И набирают сотрудников.
Как? Почему? Причина – изменение советской геополитики. Об этой перемене я что-то знал, но не представлял, что она может сказаться на моей судьбе.
А перемена была крутая.
* * *
До 1956 года в советской политике страны Востока (кроме Китая) и Африки не занимали существенного места. Продолжалось проведенное Сталиным «освоение» Восточной и Центральной Европы.
Конец 1955-го и начало 1956-го – поворот в советской внешней политике в отношении к событиям на Востоке. Теперь уже не все помнят, насколько резким и крутым он был.
Ведь Сталин когда-то в статье «Марксизм и национальный вопрос» сформулировал свою позицию так: «…вообще пролетариат не поддержит так называемые “национально-освободительные” движения, поскольку до сих пор все такие движения действовали в интересах буржуазии»[89]. Статью эту Сталин включил и в свое собрание сочинений, изданное уже после Отечественной войны. Так что это положение оставалось основой советской политики в отношении стран Африки и Азии.
Действовало оно и после того, как провозгласили свой суверенитет ведущие страны Азии: Индия, Пакистан, Индонезия, Бирма… Венцом этой политики стало закрытие, уже после смерти Сталина, в 1954-м, Московского института востоковедения, высшего учебного заведения, готовившего востоковедов. (Среди них был и Е.М. Примаков.)
Лидеров афро-азиатских стран нередко называли в советской пропаганде лакеями империализма, прислужниками колониальных метрополий. Эту линию вынуждены были поддерживать и востоковеды. К сожалению, даже лучшие. Крупнейший индолог Игорь Михайлович Рейснер в статье «Ганди», опубликованной в «Малой советской энциклопедии» еще до Второй мировой войны, писал: «Теперь Г. не имеет прежн. влияния, т. к. он больше не нужен ни национ. буржуазии, пошедшей на открытую сделку с Англией, ни массам, потерявшим веру в Ганди». И даже в 1948-м, когда Индия отмечала первую годовщину независимости, в статье о Ганди в «Дипломатическом словаре» провозглашение независимости Индии даже не упомянуто, а упор сделан на «постоянном стремлении руководителей индийского национального движения избегать революционных методов действия».
В 1950-м Е.М. Жуков, тогда директор Тихоокеанского института, издал работу «Сталин и национально-освободительная борьба народов в странах Востока». В ней очень высоко оценивалась победа коммунистов в Китае, а о других странах Востока говорилось так: «Господство идеологии буржуазного национализма влечет за собой в конечном счете капитуляцию перед империализмом. Об этом свидетельствует предательская политика буржуазных националистов в Индии, Индонезии, Палестине».
Если не помнить всего этого, невозможно понять, в каком же сложном положении было востоковедение.
* * *
Перелом в отношении к событиям на Востоке начался в советской геополитике с запозданием. Должно быть, руководство СССР осознало важность первой конференции афро-азиатских стран (Бандунг, 18–24 апреля 1955 года). Первая зарубежная поездка советских лидеров послесталинского времени – Хрущёва и Булганина – состоялась именно в страны Востока: в Индию, Бирму и Афганистан. Это был официальный «визит доброй воли», и продолжался он необычно долго для зарубежных визитов. Целый месяц, с 18 ноября по 19 декабря 1955 года. И это было начало.
Изменение геополитики было проведено XX съездом КПСС в феврале 1956-го. И хотя задержка с переменой отношения к новым режимам стран Востока определялась, конечно, партийной политикой сталинского времени, вину свалили на востоковедов. А.И. Микоян с трибуны съезда заявил: «…есть в системе Академии наук институт, занимающийся вопросами Востока, но про него можно сказать, что если весь Восток в наше время пробудился, то этот институт дремлет и по сей день». Судя по стенограмме, за этими словами последовали еще более резкие (но они не вошли в опубликованный текст): «Говорят, что там изучение истории еле дошло до рождения Христа (оживление в зале. Смех). Не пора ли ему подняться до требований нашего времени?»[90].
И началась резкая переориентация. Президиум Академии наук 7 сентября 1956-го принял решение «О задачах и структуре Института востоковедения». Институту – неслыханное дело! – давали собственное издательство: издательство восточной литературы. И второй журнал (один уже был) – специально для изучения современных проблем Востока.
Решено было создать в Институте и отдел Африки. Сотрудников для этого отдела найти оказалось трудно. Ни один из московских вузов африканистов не готовил. Так что оказалось: я нужен. И с ноября 1956-го я – сотрудник этого отдела.
Как было строить работу в коллективах, составленных из людей, которые никогда Африку не изучали? На базе этого отдела в 1959–1960-м возник Институт Африки. В 1960–1962-м в МГУ появилась кафедра африканистики. В 1959–1960-м – отдел Африки в Министерстве иностранных дел. Африка заняла важное место в деятельности ряда советских общественных организаций.
В июне 1957 года в Ташкенте прошла Первая Всесоюзная конференция востоковедов. Член Политбюро КПСС Н.А. Мухитдинов обвинил, конечно, не позицию Сталина, которой и следовали востоковеды, а самих востоковедов. Но уже по-новому. «В работах некоторых историков-востоковедов допускались серьезные ошибки при оценке роли национальной буржуазии в антиимпериалистической борьбе народов Востока. Эта роль нередко расценивалась
