как же Афонька, Адонька, Вуколочка? Я думала, они к нам на новоселье придут, мы их угостим из игрушечной посуды, на заводной машине покатаем… А как же волшебный сундучок? Какая в нём тайна? Ты правда встречал Бабу-Ягу? И почему ты в лесу очутился, если ты домовой, а не леший? Неужели я больше никогда ничего про тебя не узнаю? Неужели ты насовсем превратился в игрушку?
Тут Кузькин глаз, глядевший на девочку, вдруг подмигнул, а из игрушечницы послышалось:
— Он лежит и еле дышит, ручкой-ножкой не колышет!
И Наташа услышала про домовёнка вот такую историю.
Часть вторая
КУЗЬКА В ЛЕСУ
В маленькой деревеньке
В маленькой деревеньке над небольшой речкой, в избе под печкой жили-били маленькие глупые домовята, а среди них Кузька. Было это полтора века назад. Кузьке тогда только-только шесть веков исполнилось.
Однажды люди ушли в поле, а взрослые домовые — в гости к полевикам. Домовята остались одни. Вылезли из-под печки, хозяйничают в избе. Афонька с Адонькой выскребли чугуны, горшки, сковородки, вылизали до блеска, зовут всех полюбоваться. Сюр притащил обувь, какая под руку попалась, поплевал на неё, вытер краем рубахи, дал всем примерить. Принёс с улицы одинокий лапоть, и все по очереди прыгали в нём на одной ножке. Сосипатрик с Куковякой прогнали из-под лавки мышей и тараканов, нашли горошины, орешки и пуговицу. Горошины и орехи съели. Полюбовались, как блестит пуговица, унесли её под печку и спрятали в большой зелёный сундук.
Кузька любил подметать. Пыль из-под веника — к потолку! Степенный Бутеня отнял веник, и Кузька вместе с лучшим другом Вуколочкой глядел с подоконника, как сердито Бутеня двигает веник и как весело бежит за веником чистая дорожка.
Вдруг домовятам почудилось, что идут люди. Скорей под печку. Притаились, слышно стало, как шуршат и шныряют мыши. Вуколочка молчал, молчал, а потом мяукнул и запел:
Ходит Васька серенький,
Хвост у Васьки беленький,
Глазки закрываются,
Когти расправляются.
Играют в кошки-мышки. А настоящие мыши дразнятся:
— Мы усатенькие, мы хвостатенькие! А вы и велики, и толсты, и лохматы, и конопаты! Ни усов, ни хвостов! Не похожи на мышей ни норовом, ни говором! И на кошек не похожи! Ни пастью ни мастью! Глаза не вертучие! Лапы не цапучие!
И тут Кузька увидел, что с потолка падает уголёк, хорошенький, красненький. Кузька знал, что любоваться угольком нельзя. Надо сразу наступить на него лаптем, тридцать три раза топнуть, тридцать три раза повернуться — и никакой беды не жди. Но глупый домовёнок радостно завопил:
— Ребятушки-домовятушки! Ступайте сюда! Будем играть в мужичков-пожарничков!
Уголёк раздули, подстелили ему соломки, угостили щепками. И запел, заплясал огонь. Давай всех кусать, обижать, обжигать. Домовита от него, а он вдогонку. И ест по пути всё без разбора: перины, сенники, подушки. Чем больше ест, тем сильнее становится. Кинули в него скамейкой, табуреткой — съел и не подавился. Жаром пышет. Красными искрами сверкает. Чёрным дымом глаза ест, серым дымом душит.
Домовята под стол и ревмя ревут:
— Огонюшко-батюшка! Не тронь, пожалей!
Вдруг из огня голос:
— Детушки! Бегите сюда!
Домовята ревут:
— Огонь нас кличет, съесть хочет!
Но Кузька догадался, что огонь шумит-гудит без слов и что зовёт домовят дед Папила. Ухватил Кузька Вуколочку и — на голос.
— Ой! Огонь Кузьку съел, Вуколочкой употчевался! — плачут домовята.
А Кузька, цел-невредим, уже тащит за руки Сюра с Кукувякой. Остальные следом бегут.
Дед всех пересчитал, отправил на волю, а Кузьку оставил: «Жди, не пугайся!» И в огонь. Бороду опалил, но вынес два сундука, большой и маленький. Маленький отдал Кузьке:
— Выручай, внучек! Две ноши не по силе.
Сундучок лёгонький, домовёнок на ногу быстрый. Обогнал дедушку, выскочил на белый свет и пустился без оглядки. А огонь шумит:
— Стой! Догоню! У-у-у!
Оглянись Кузька, он увидел бы, что не огонь за ним гонится, а низко-низко летит в ступе Баба-Яга. Тянет руки, хочет схватить домовёнка с сундучком. Но тот забежал в лес.
Пришлось Бабе-Яге подняться выше деревьев:
— Не уйдёшь! Поймаю! Улюлю!
Долго ли бежал Кузька, и сам не знает.
В большом лесу
Маленький домовенок с размаху налетел на огромное дерево и кувырк вверх лаптями. Дерево так стукнуло его по лбу, что искры из глаз посыпались. Кузька зажмурился, чтобы от них лес не загорелся. А дерево шумит:
— Куда бежишь? Почто спешишь?
Сороки стрекочут:
— Воры! Воры! Прячься в норы!
— Бить его мало! — заливаются мелкие пташки. — Бить! Бить!
— Я не вор! — обиделся Кузька, открыл глаза, увидел над собой зелёную змею и хвать её палкой.
— Ой-ой! — запищал кто-то. — Зачем бьёшь мой хвост? Сей же час убегай, откуда прибежал! Ты такой страшный! Глаза б мои на тебя не смотрели! Вон из нашего леса!
Поднял Кузька голову, а в листве чьи-то глаза блестят и мигают.
— Я позабыл, откуда прибежал!
Из листвы высунулась зелёная лапка, ткнула пальцем в чащу. Там кто-то урчал, выл, повизгивал, деревья тянули скрипучие лапы.
— Не туда показываешь! — испугался домовёнок.
— Туда-туда! — выглянула зелёная мордочка. — Ты пробежал мимо сосен Кривобоконькой и Сиволапки, между осинами Рыжкой и Трясушкой, обежал куст Растрёпыш, пободал Могучий дуб и — лапки кверху.
— У тебя что? Все деревья с именами?
— А как же! Иначе они откликаться не будут. А ты в каком лесу живёшь? — Зелёное существо перескочило на нижнюю ветку.
— Это почему же в лесу? — удивился домовёнок, потихоньку разглядывая незнакомца: надо же, весь зелёный, от макушки до пяток, даже уши, даже хвост (его-то и принял Кузька за змею).
— Всяк в своём лесу живёт, — объяснил зеленохвостик. — Мои братья Еловик и Сосновик — в еловом и сосновом. А ты небось в берёзовой роще? Ты же белый, толстый, как берёзовый пень!
— Сам ты пень! — обиделся Кузька.
Лесной житель засмеялся и очутился рядом с домовенком:
— Гляди-ка! Разве я похож на пень?
И правда, он был похож на сучок, поросший зелёным мхом. Только этот сучок прыгал и разговаривал.
— А ты не знаешь, —
