Однако, вопреки этим заверениям, Филипп, понимая, что если он отправится в заморский поход, то подвергнет свое королевство большому риску, быстро охладел к крестовому походу и отменил все отданные приказы до получения более достоверных известий о планах Эдуарда III. В ожидании этого, поскольку рыцари и люди, находящиеся от него в ленной зависимости, были вооружены, он повелел им оставаться в боевой готовности и готовиться поднять на христиан мечи, которыми воины препоясались для войны с неверными. В то же время он решил извлечь выгоду из одного обстоятельства, тем больше благоприятствующего его делу, что оно могло вызвать в Англии немало затруднений и хотя бы ненадолго отбить у Эдуарда охоту завоевать чужое королевство, поскольку в случае необходимости ему пришлось бы отстаивать свое собственное; мы здесь имеем в виду приезд в Париж короля Шотландии и его супруги, изгнанных, как мы уже писали, из своей страны, где у них осталось лишь четыре крепости и одна башня.
Так как длительный и надежный союз Франции с Шотландией занимает в истории средних веков большое и важное место, необходимо, чтобы читатели позволили нам показать им различные события, приведшие к его возникновению, и тогда ни один уголок большой картины, что мы начали развертывать перед их взорами, не останется темным и непонятым. Кстати, в ту эпоху Франция уже была столь мощной машиной, что совершенно необходимо, если мы хотим понять всю ее силу, время от времени бросать взгляд на чужестранные механизмы, которые она вовлекала в свое движение.
Благодаря превосходному труду Огюстена Тьерри о нормандском завоевании Англии, малейшие подробности похода победителя в битве при Гастингсе хорошо известны во Франции; именно поэтому мы с этого времени и бросим беглый взгляд на поэтическую землю Шотландии, которая дала Вальтеру Скотту темы для самой романтичной истории и самых достоверных исторических романов, какие сегодня существуют в литературном мире.
Короли Шотландии, до той поры всегда свободные и независимые, хотя и находились в состоянии вечной войны с королями Англии, воспользовавшись победой при Гастингсе и долгой последовавшей за ним междоусобицей, увеличили свою территорию за счет врагов и отвоевали у них если не все три провинции полностью, то, по крайней мере, большую часть их, а именно Нортумберленд, Кемберленд и Уэстморленд; но норманны, поскольку тогда они были заняты уничтожением саксов, оказались снисходительны к шотландцам и согласились на окончательную передачу им этих провинций при условии, что король Шотландии присягнет от их имени королю Англии, хотя во всем прочем будет оставаться свободным и независимым сувереном.
Таково, кстати, было и положение самого Вильгельма Завоевателя. Независимый властитель захваченных за морем земель, он удерживал великое герцогство Нормандское и другие свои владения на континенте в качестве вассала короля Франции, и с той эпохи берет начало церемония принесения присяги. Кстати, Эдуард III считал, что не исполнил ее условий, поскольку не вкладывал свои руки в ладони Филиппа де Валуа.
Но было трудно избежать того, чтобы все оставалось в подобном положении. По мере того как в Англии воцарялось спокойствие, Вильгельм и его преемники стали все более жадными глазами смотреть на Шотландию, хотя они еще не смели отобрать назад то, что сами уступили шотландцам; но зато они постепенно стали намекать, что их соседи должны присягать им не только от имени трех завоеванных провинций, но и от всего шотландского королевства. Это и привело к первому периоду сражений, что завершились битвой при Ньюкасле, в которой Вильгельм Шотландский, прозванный Львом за то, что на его щите был изображен этот зверь, попал в плен и был вынужден, чтобы выкупить себе свободу, признать вассальную зависимость от короля Англии не только Кемберленда, Уэстморленда и Нортумберленда, но и всей Шотландии. Спустя пятнадцать лет Ричард I, считая это условие несправедливым и вырванным силой, по собственной воле от него отказался, и короли Шотландии, снова оказавшись в положении независимых суверенов, стали приносить присягу лишь от имени завоеванных ими провинций.
Сто восемьдесят лет минуло с тех пор, шесть королей правили в Шотландии после восстановления этого права, и между двумя народами не возникало никакой войны, ибо англичане, казалось, отреклись от своих древних притязаний на сюзеренитет, когда среди шотландцев распространилось предсказание, сделанное одним весьма почитаемым мудрецом по прозвищу Томас Рифмач, что 22 марта станет самым грозовым днем, который когда-либо переживала Шотландия. День этот наступил и прошел посреди всеобщего страха при изумительно ясной погоде, поэтому люди уже начали смеяться над роковым предсказанием астролога, когда прошел слух, что Александер III, последний из тех шести королей, чье царствование было для Шотландии золотым веком, проезжая на лошади по берегу моря в графстве Файф, между Бернтайлендом и Райнхорном, слишком приблизился к пропасти и, сброшенный с высокой скалы испуганной лошадью, разбился насмерть. Тогда все поняли, что гибель короля была предсказанной грозой, и стали ждать, когда сверкнет молния.
Однако буря разразилась не так быстро, как все того ожидали: Александёр умер, не оставив наследника мужского пола; но одна из его дочерей, что была замужем за Эриком, королем Норвегии, родила дочь; историки той эпохи именуют ее Маргарет, а поэты — Девой Норвежской. Ей, как внучке Александера, принадлежала и досталась корона Шотландии.
В Англии тогда царствовал Эдуард I, дед того Эдуарда, кого мы выводим в нашей хронике. Это был храбрый и победоносный государь, алчущий увеличивать свое могущество либо силой оружия, либо благодаря политике, либо, если эти средства не действовали, хитростью. На сей раз само Провидение, казалось, проложило пути его честолюбию. У Эдуарда I был сын Эдуард; тому пришлось царствовать под именем Эдуарда II. Это о его трагической смерти мы слышали рассказ его убийцы Матревиса (как должен помнить читатель, он стал смотрителем замка, а вернее, тюремщиком вдовствующей королевы Изабеллы). Эдуард I попросил для своего сына руки Девы Норвежской; предложение было принято, но в тот самый момент, когда оба двора готовились к свадьбе, молодая Маргарет умерла, и, поскольку не осталось ни одного прямого потомка Александера III, трон Шотландии лишился наследника.
Десять крупных вельмож, претендовавших по праву более или менее отдаленного родства с покойным королем на незанятый трон, собрали тогда вассалов и приготовились поддержать свое право силой оружия. Как видим, буря, предсказанная Томасом Рифмачом, назревала прямо на глазах, обещая надолго сделать небо мрачным и грозным.
Шотландское дворянство, стремясь предупредить беды, которые всегда приносят с собой гражданские войны, решило выбрать третейским судьей Эдуарда I и назначить королем того из десяти претендентов, кого тот выберет. Послы принесли весть об этом решении королю Англии; тот, понимая выгоду, какую может из него извлечь, сразу же согласился и с помощью тех же гонцов созвал духовенство и дворянство Шотландии 9 июня 1291 года в замок Норхем, расположенный на южном берегу Твида, в том месте, где река разделяет Англию и Шотландию.
В назначенный день претенденты явились на встречу; король Эдуард тоже прибыл в замок. Он прошел сквозь толпу собравшихся, возвышаясь над ней на целую голову (ведь он был такого высокого роста, что англичане называли его не иначе как Длинноногим), сел на трон и подал знак главному судье начать речь. Тогда тот встал и заявил шотландскому дворянству, что оно, прежде чем король Эдуард объявит свое решение, должно признать его права не только как владетельного сюзерена Нортумберленда, Кемберленда и Уэстморленда — это никогда не оспаривалось, — но и всего оставшегося королевства, что со времен отречения Ричарда перестало быть предметом спора. Это неожиданное заявление вызвало настоящее смятение: шотландские дворяне отказались дать на него ответ до тех пор, пока не договорятся друг с другом. Тогда Эдуард распустил собрание, дав претендентам три недели на размышления.
