— Отходим! — доносится до нас команда капитана Иерусалимского.
Я никак не могу понять, в чем дело, почему мы вынуждены отходить, хотя японцы не атакуют. Позднее выясняется, что нас обошли с правого фланга, а оборона наших десятого и двенадцатого полков прорвана, и японцами заняты Тюренчен и Потетынза.
Теперь мы отступали под огнем, теряя и теряя людей. Потери моей полуроты в отступлении были даже больше, чем во время самого боя.
С трудом избежав окружения, мы достигли Лоходена, где встретили отступающие части одиннадцатого полка. Задержанный приказом на позиции полк попал в окружение, вырвавшись только штыковой атакой, проведенной под звуки оркестра, игравшего полковой марш. Полк понес еще большие потери, чем мы, убит был и командир полка. Вместе с полком шли остатки пулеметной роты, расстрелявшей все патроны и вынужденной испортить и бросить свои пулеметы. Видевшие результаты пулеметного огня рассказывали, что перед позициями пулеметчиков образовался целый вал из трупов атакующих японцев.
Глава 4ВЕЛИКОСВЕТСКИЕ РАЗБОРКИ
Начало августа 1904 г. Санкт-Петербург
— Итак, в связи с вышеперечисленным я бы хотел видеть график выплат. Волею судеб оказавшись единственным держателем всех ваших долговых обязательств (знал бы ты, «голубой князь», во что мне это обошлось), я настаиваю на их своевременном погашении.
— Слово чести князя вам уже не достаточно? Я клянусь на фамильном гербе, что все долги будут погашены в срок, мы с моей женой…
— Простите, Ваше Высочество, — выплюнул титул собеседника доктор Вадик, — но я не совсем понимаю, при чем тут ваша супруга. Это ваши долги, на девяносто пять процентов карточные, а про остальные пять мне вообще говорить противно. К тому же, насколько мне известно, ее высочество княгиня всероссийская Ольга все имеющиеся при ней на данный момент средства направила на создание всероссийского фонда «Вспомоществования раненым товарищам ветеранам». Так что ваш обычный источник средств для вас сейчас недоступен. Ваши европейские родственники, несмотря на их громкие титулы, сами бедны как церковные мыши, да и любят они вас, как (тут Вадик предпочел подавиться пришедшим на ум сравнением)… Ну, в общем, денег вам там никто не ссудит, тем более при вашей-то репутации. Итак — при условии неполучения денег от ее высочества Ольги и прочих заимствованиях из русской казны, а она, поверьте для вас теперь недоступна (а вот за это, петух гамбургский, мне только спасибо было от министра финансов, господина Коковцева), как вы намереваетесь расплачиваться? Первый платеж вы уже пропустили, ваше высочество.
— Я… Вы… Да как вы смеете! Кто вы вообще такой, и что вы от меня хотите? — попытался задавить авторитетом неизвестного ему докторишку, которого сам принял за просто посредника, нынешний муж княгини Ольги Петр Александрович Ольденбургский. При том, что сам он был весьма не высокого роста и полулыс, это смотрелось весьма комично. Доктор Банщиков открыто хохотнул и, свободно откинувшись на спинку кресла, не спросясь, закурил. Выпустив клуб дыма в лицо побагровевшему от такой наглости князьку, он перешел на деловой тон.
— Я — ваш главный и единственный кредитор. Кто, как и почему — неважно. Факт в том, что вы мне должны, и весьма много. С учетом процентов порядка полутора миллионов (выкупленных, правда, всего за 800 тысяч, эх, плакали мои денежки). Я вам сделаю одно предложение, один раз. Если вы откажетесь — я клянусь, вы станете первым в истории России князем — постояльцем долговой тюрьмы. Мне угодно, чтобы вы в течение месяца дали развод вашей жене и желательно проваливали из России на все четыре стороны. Хотя последнее — на ваше усмотрение.
— Мне говорили, что моя супруга слишком часто бывает замечена в обществе некоего господина морского доктора… Но я не думал, что все настолько серьезно. Вы хоть знаете, какое значение придает ее царственный брат нашему браку? Династическому, между прочим….
— Знаю, — прервал надувшегося, как петух, европейского князька Вадик, — уже никакого (тут он немного блефовал, но Николай и сам изрядно недолюбливал мужа сестры, а после рассказанной Вадиком абсолютно вымышленной истории о «предательстве интересов России родственниками этого гада» и о том, как тот потешался над самим Николаем и сочувствовал революционерам уже после его смерти, и абсолютно правдивой о «наклонностях и сексуальных предпочтениях голубого князя», и правда не горел желанием того спасать). В случае вашего отказа развод будет оформлен автоматически, после вашего помещения в тюрьму, ибо у русской великой княгини не может быть мужа, сидящего в тюрьме. Это невозможно с той самой «династической» точки зрения, знаете ли. Кстати о тюрьме: вы в курсе, что там происходит при нехватке женской ласки? Впрочем, возможно, как раз это-то вас и не пугает…
— Что вы себе позволяете? — вскочил со стула генерал свиты его величества, которому в первый раз за всю его сознательную жизнь намекнул о его ориентации кто-то, не принадлежащий к его кругу.
— Все, что мне заблагорассудится, — взял его за воротник и притянул к себе поближе на голову более высокий, на порядок более мускулистый и на десяток лет более молодой Барышников, — третьим, также устраивающим МЕНЯ вариантом является дуэль. После чего Ольга станет вдовой, избавленной от необходимости терпеть ваше существование на этом свете. Выбор за вами, но вы можете выбирать только из трех вышеизложенных вариантов. Через неделю я подаю на вас в долговой суд как на просрочившего уже второй платеж. Это я называю — «сделать предложение, от которого вы НЕ МОЖЕТЕ отказаться». Честь имею.
С этими словами Вадик слегка оттолкнул обалдевшего от столь бесцеремонного обращения князя, отчего тот с плюхом приземлился на стул. Бросив на стол отдельного кабинета ресторана «Максим» пятирублевую купюру, доктор направился к ожидающему его извозчику. Жизнь продолжала радовать молодого доктора, вернее, недоучившегося студента, волею судеб ставшего завсегдатаем великосветских салонов и постоянным собеседником и советником императора всероссийского. Вопрос с разводом Ольги можно было считать решенным, она и так развелась с мужем в 1916 г. ради любимого человека, так что он просто немного ускорил события. Тогда, в его мире, Николай настоял на семилетней отсрочке. Сейчас и здесь — Никки, узнав, что отсрочка ни к чему, кроме нервного срыва у Ольги, не привела, и заваленный Вадиком черным пиаром на князя, дал добро на немедленный развод. Жизнь продолжала радовать доктора еще пару часов, пока он не приехал в свою импровизированную лабораторию, под которую был переоборудован один из залов Елагина дворца.
Хотя эксперименты по переливанию и отделению плазмы крови шли успешно под руководством Павлова (того самого, временно оставившего собачек без присмотра), проблем на медицинском фронте хватало. С порога его огорошили новостью — мышки, на которых велись эксперименты по отработке антибиотика на базе анилиновых красителей, в очередной раз отбросили копыта. Вернее — заменяющие их когтистые лапки. Это была уже пятая партия, и пока единственным прогрессом было то, что они дохли не мгновенно, а спустя двое суток. Но дохли стабильно все, без исключений. Громко выматерившись, доктор Вадик снова засел за перепроверку технологических процедур, пытаясь понять, где именно он делает ошибку. Ему все сильнее казалось, что проблема лежит в недостаточной чистоте исходного продукта, но как именно отсепарировать все примеси из исходного красителя, основываясь только на технологиях начала века… А стрептоцид, обещавший быть золотым дном, нужен был уже вчера. Его массовые клинические испытания проще всего было бы устроить до конца Русско-японской войны. Засидевшись за экспериментами (вроде медленная дистилляция раствора могла удалить большинство примесей, по крайней мере более летучие и тяжелые соединения, эх — полцарства за хромотограф!), Вадик несколько пропустил время выезда на еженедельный обед с Питерским банковским сообществом. Пропускать эту встречу было нельзя, экипаж уже был подан и ждал у подъезда.
