антицерковный, антимонашеский характер (В. А. Жданов, Е. Н. Купреянова, А. Г. Гродецкая, С. И. Стоянова, Н. Кристэсэн, М. Жиолковская и др.). Согласно концепции упомянутых ученых, в образе отца Сергия до падения отразилась монашеская праведность. Поэтому неслучайно В. А. Жданов называет главного героя повести «падшим праведником». После падения отец Сергий становится «кающимся грешником» (В. А. Жданов) или, иными словами, праведником в толстовском смысле слова, по своему внутреннему содержанию примыкая к подлинной праведнице Пашеньке. Сама Пашенька сравнивается с Исидорой Юродивой, ибо тоже, всеми унижаемая и оскорбляемая, все «выдерживала с великим трудом и терпением, всегда благодаря и хваля Бога»[63].
Но высказывались и другие точки зрения. Так, например, по мнению исследовательницы творчества Толстого И. П. Егоровой, «кроткая Пашенька воспринимается не столько как пример истинной мудрости, сколько как выражение неудавшейся жизни… ее кротость в большей степени вызвана тяжкими обстоятельствами, практическим бессилием, а не религиозным чувством»[64]. Следовательно, «полной убежденности в том, что найдена единственно правильная позиция, ни у писателя, ни у читателя не остается»[65].
А другой толстовед, П. В. Николаев, вообще считает, что, по мнению Толстого, в «атом мире невозможен и идеал праведничества», чему подтверждением якобы служит уход отца Сергия из монастыря и затвора.
Надо сказать, рассмотренные выше интерпретации повести «Отец Сергий» нуждаются в существенной корректировке, ибо они во многом опираются либо только на собственные взгляды самих толстоведов, либо только на «тенденцию» писателя. Думается, необходимо учитывать и текст произведения как таковой, как объективную данность, его конкретные отдельные художественно-смысловые связи и всю художественно-смысловую систему в целом. В этом отношении исследование повести лишь начинается, хотя уже существуют некоторые работы, демонстрирующие глубокий анализ самого текста повести.
Прежде всего следует обратить внимание на замечания архиепископа Иоанна (Шаховского), сделанные им еще в 1937 г. в статье «Революция Толстого». «Христа нет в рассказе! Это поражает, как Толстой мог описать жизнь искреннего и подчеркнуто правдивого человека – его монашество… коснуться глубин его внутренней жизни, и все так, будто бы Христа, Живого Спасителя, Живого Слова Божия – не было вовсе!» – писал архиепископ[66]. Поэтому отец Сергий кается не перед Богом, Христом, а только перед собой, народом, Пашенькой. Итак, поставлен принципиальный вопрос о неадекватности подхода к образу отца Сергия как к воплощению церковного понимания праведничества.
В статье владыки Иоанна находим и любопытные примеры незнания Толстым самого предмета обличения. Так, согласно тексту повести, впавшего в грех гордости отца Сергия его «старец» отправляет в затвор, между тем общеизвестно, что затворничество является не средством наказания, а высшим образом монашеской жизни и духовного делания. Трех же гордыни, как свидетельствует святоотеческая литература, излечивался не уединением, а, напротив, трудовой жизнью на послушаниях в общежительных монастырях. Кроме того, Толстой смешивает монашеский постриг и рукоположение в священники («В конце третьего года он <отец Сергий. – А. Т.> был пострижен в иеромонахи») и неверно представляет ход православного богослужения: особо восторженное состояние у отца Сергия вызывало совершение проскомидии, хотя такое состояние естественно отнести именно к центральному и наиболее возвышенному моменту литургии – Евхаристическому канону. Следовательно, можно сделать вывод о том, что писатель фактически критиковал не церковного человека, не монашество как явление духовной жизни, а свое собственное понимание того и другого.
Ряд современных зарубежных исследователей также указывают на кардинальные отличия толстовского образа монаха от житийных аналогов (при этом не отказываясь целиком и от идеи выявления сходств). Н. Кристэсэн и М. Жиолковская, к примеру, справедливо отмечают изначальные гордыню, тщеславие, эгоизм и неверие героя, прямо называя его плохим монахом[67]. Косвенным образом к такому же выводу приходит и отечественный литературовед Н. А. Переверзева[68].
Обратимся непосредственно к произведению Толстого. Уже предыстория молодого князя Касатского, данная писателем в начале повести, говорит о чуждости главного героя житийным образцам. Те моменты сходства с житиями святых, которые отмечает в своих исследованиях М. Жиолковская, носят чисто формальный характер и совершенно не принципиальны для содержательной характеристики будущего монаха-отшельника. Определяющей чертой молодого Касатского было стремление не к Богу, а к развитию собственных способностей в разных сферах (в том числе и нравственной). Это была по сути игра своими силами, своим самосовершенствованием. Именно с таким настроением князь Касатский уходит в монастырь и живет в нем. Недаром Толстой на протяжении небольшого отрывка текста несколько раз как бы от себя (от автора) и через восприятие других героев (через сестру Касатского) подчеркивает мотив гордыни как основной при поступлении в монастырь и при прохождении монашеских послушаний. Текст повести объективно показывает несостоятельность отца Сергия как настоящего монаха.
Однако, насколько видно из произведения, Толстого не смущала гордыня и тщеславие главного героя. Он действительно полагал, что в лице отца Сергия и его наставников он обличает монашество как таковое. Убеждает в этом одно весьма значительное уточнение, сделанное писателем при характеристике старца, наставника отца Сергия: «Игумен монастыря был дворянин, ученый писатель и старец, то есть принадлежал к той преемственности, ведущейся из, Валахии, монахов, безропотно подчиняющихся избранному руководителю и учителю. Игумен был ученик известного старца Амвросия, ученика Макария, ученика старца Леонида, ученика Паисия Величковского» (31: И). Таким образом, отец Сергий оказывается преемником всех самых известных православных святых старцев, ко времени написания повести уже очень почитаемых в России. Следовательно, у Толстого как раз ученик великих оптинских старцев делает принципиальную ошибку, совершенно невозможную для старчества, – отправляет гордого монаха в затвор. Текст произведения опять обнаруживает, что реальным объектом критики в нем являются не оптинские подвижники благочестия, а их писательское восприятие, оформившееся под воздействием впечатлений, полученных после поездки в Оптину пустынь и беседы со старцем Амвросием в 1890 г.
Интересно отметить, что и при описании жизни отца Сергия в затворе отсутствует необходимая для христианской литературы о святых мотивировка усиления подвигов и чудотворения реальным духовным возрастанием. Толстой показывает, что в отшельничестве отец Сергий остается по-прежнему светским человеком, по-прежнему во время молитвы сомневается, есть ли Бог, к Которому он обращается за помощью, молится механически, а между тем ведет чрезвычайно аскетический образ жизни, занимается «умной молитвой». Очевидно, что слова писателя об умной молитве и усиленном посте отца Сергия несут особую функцию в произведении: они Демонстрируют скорее желание писателя присвоить своему герою некоторый общеизвестный набор атрибутов православной, церковной святости. То же самое можно сказать о чудесах, описанных в повести.
Наконец, следует остановиться на эпизоде, следующем за искушением и падением отца Сергия. Вот как передает автор первые мысли героя после совершения блудодеяния: «“Да, надо кончить. Нет Бога. Как покончить? Броситься?
