согласился я.
— Мы мигом вернемся! — сообщил остальным дедушка Смедри, вскакивая со своего места. Я направился за ним по коридору, пока он не остановился в темном каменном перекрестке и повернулся ко мне. — У меня есть идеальное решение, парень! То, что нужно — на раз-два приведет тебя в порядок.
— Здорово, — сказал я. — И какое же?
В ответ он шлепнул меня по лицу.
От удивления я аж моргнул. Больно не было, но он определенно застал меня врасплох.
— Это еще что? — спросил я.
— Я тебя шлепнул, — ответил дедушка Смедри. А потом, слегка понизив голос, добавил: — Это старое семейное средство.
— От чего?
— От кроходурства, — ответил дедушка Смедри. Он вздохнул, сидя на ковре посреди коридора. — Присядь-ка, парень.
Я по-прежнему был несколько ошарашен, но все-таки сделал, как он просил.
— Я только что говорил с Фолсомом и его милейшей подругой Гималайей, — сказал дедушка Смедри, улыбаясь довольной улыбкой, будто вовсе и не отвешивал мне пощечину. — Похоже, что они считают тебя опрометчивым человеком.
— А это плохо?
— Веснушчатые Верны, нет конечно! Я был горд это услышать. Опрометчивость и отвага — прекрасные качества всех Смедри. Проблема в том, что они рассказали о тебе и кое-что другое — правда, только после того, как я на них слегка надавил.
— И что именно?
— Что ты эгоист. Что считаешь себя лучше обычных людей и говоришь только о себе. И это уже совсем не похоже на того Алькатраса, что я знал. Ни капли. Вот я пришел сюда, чтобы все разузнать — и что же я вижу? Целую кучу прихвостней Аттики, которые слоняются по моему замку — прямо как в прежние времена.
— Папиных прихвостней? — удивленно спросил я, мельком взглянув на комнату чуть дальше по коридору. — Но ведь они мои фанаты! Не его.
— Неужели?
— Ну да, они читали мои книги. Только о них и говорят.
— Алькатрас, мальчик мой, — сказал дедушка Смедри. — А ты сам-то эти книги читал?
— Ну, нет.
— Так откуда же, черт возьми, тебе знать, что в них написано?
— Ну, я… — Мне было горько это слышать. Разве я не заслуживал, чтобы люди, наконец-то, начали прислушиваться к моему мнению, уважать меня? Хвалить?
— Это моя вина, — со вздохом заключил дедушка Смедри. — Надо было как следует тебя подготовить: знал же, с какими людьми тебе здесь придется иметь дело. Но думал, ты воспользуешься Линзой Правдоискателя.
Линза Правдоискателя. Я о ней едва не забыл, но с ее помощью можно было узнать, когда окружающие говорят неправду. Я вытащил ее из кармана и взглянул на дедушку Смедри. Он кивком указал на коридор, и я нехотя поднялся на ноги и, сняв Линзы Окулятора, вошел в комнату.
Я заглянул внутрь, держа перед глазом Линзу Правдоискателя.
— Алькатрас! — воскликнул Родрайо. — Мы по тебе скучали! — С каждым словом из его рта будто вылетал целый рой черных жуков. Они дергались и извивались, и я даже отпрыгнул назад, убрав Линзу. Когда я это сделал, жуки тут же исчезли. Я неохотно поднес Линзу к лицу.
— Алькатрас? — спросил Родрайо. — В чем дело? Заходи, мы хотим послушать о твоих приключениях.
Снова жуки. Похоже, у этого было лишь одно объяснение: он врал.
— Еще бы, — добавил Джессон. — Эти истории такие увлекательные!
Ложь.
— Это величайший человек во всем городе! — воскликнул третий, указав на меня.
Ложь.
Я обескураженно покинул комнату, а потом просто умчался прочь по коридору. Дедушка Смедри ждал меня на том же месте, по-прежнему сидя на полу.
— Получается, — сказал я, садясь рядом с ним, — это все ложь. На деле никто и не собирался брать с меня пример.
— Парень, парень, — сказал в ответ дедушка Смедри, кладя руку мне на плечо. — Они тебя не знают. О тебе они судят лишь по байкам и легендам! Даже в словах ребятишек из той комнате, при всей их непутевости, есть своя правда. Но люди будут считать, будто знают тебя просто потому, что так много о тебе наслышаны.
Это были мудрые слова. И отчасти даже пророческие. С того самого дня, как я покинул Тихоземье, мне казалось, что каждый встречный видит во мне что-то свое, но ни один из них не видел меня настоящего. После событий в Библиотеке Конгресса и у Мирового Шпиля моя репутация стала внушать еще больший страх.
— Быть знаменитостью не так просто, — сказал дедушка Смедри. — Каждый из нас справляется с этим по-разному. Твой отец сначала упивается славой, а потом бежит от нее. Я много лет пытался научить его держать эго в узде, но боюсь, что так и не преуспел.
— Я думал… — признался я, не поднимая взгляд. — Я думал, что если он увидит, как меня превозносят другие люди, то, может, и сам хоть раз посмотрит в мою сторону.
Дедушка Смедри молчал.
— Ах, мальчик мой, — наконец, сказал он. — Твой отец… в общем, он такой, какой уж есть. Нам остается лишь его любить, прилагая все силы. Но меня беспокоит, что с тобой известность может сотворить то же, что и с ним. Вот почему я был так рад, когда ты нашел Линзу Правдоискателя.
— Я думал, мне предстоит использовать ее на Библиотекарях.
— Ха! — воскликнул дедушка Смедри. — Что ж, против них она и правда может принести кое-какую пользу — но смышленый агент Библиотекарей прекрасно знает, что прямой лжи лучше избегать, ведь иначе их могут поймать на слове.
— А, — произнес я, откладывая в сторону Линзу Правдоискателя.
— А вообще-то, ты выглядишь куда лучше, мальчик мой! Значит, старое семейное средство сработало? Если хочешь, можем попробовать еще раз…
— Нет, мне и правда гораздо лучше, — вскинув руки, ответил я. — Спасибо, наверное. Хотя думать, что у меня есть друзья, все-таки было приятно.
— Так у тебя же и правда есть друзья! Даже если сейчас ты вроде как про них забыл.
— Забыл? — удивился я. — Ни о ком я не забывал.
— Да? А где же тогда Бастилия?
— Она сбежала от меня, — ответил я. — К другим рыцарям.
Дедушка Смедри фыркнул.
— Ты хотел сказать, на суд?
— Несправедливый суд, — выпалил я. — Она не ломала свой меч — это моя вина.
— Хм, так-то оно так, — сказал дедушка Смедри. — Вот бы нашелся кто-нибудь, готовый высказаться в ее защиту.
— Постой, — удивился я. — А я могу?
— А я что я тебе говорил насчет Смедри, парень?
— Что мы можем заключать браки, — ответил я, — а еще брать людей под арест и… — И что мы вправе свидетельствовать на любых судебных прениях.
Я ошарашенно встал.
— Вот же я идиот!
— Лично я предпочитаю термин «кроходур», — сказал дедушка Смедри. — Но,
