– Таково было наше предположение.
– Грин могла войти и выйти через уже открытую кем-то дверь.
– Нет. Во-первых, это противоречит правилам, во-вторых, система зафиксировала, что она этого не делала. Через несколько секунд после того, как она вошла, дверь вновь автоматически закрылась. У нас имеется соответствующая запись.
– Получается, что преступник прятался в зале с пяти часов вечера, когда выставка закрывается для посетителей, до двух часов ночи, когда было совершено нападение.
Манетти кивнул.
– Либо он сумел каким-то образом обмануть систему безопасности.
– Мы считаем, что это практически невозможно.
– А я почти уверена, что именно так и было. Я много раз бывала в этом зале после нападения и считаю, что преступнику здесь практически негде спрятаться.
– В тот момент строительные работы еще не были завершены, и в зале оставалось полно всякого хлама.
– Нападение произошло за два дня до открытия выставки. Почти все уже было убрано.
– Наша система безопасности практически не дает сбоев.
– А как же Алмазный зал? – Лаура заметила, как Манетти сжал губы, и почувствовала внезапный укол совести. Подобные замечания были не в ее характере. Она знала, что в последнее время ведет себя как самая настоящая стерва, и это ей не нравилось. – Спасибо, мистер Манетти, – сказала она, – я хочу еще раз осмотреть зал, если вы не возражаете.
– Вы – наша гостья.
– Я с вами свяжусь.
Манетти исчез, и Хейворд задумчиво прошлась по залу, где было совершено нападение на Марго Грин, в который раз пытаясь представить себе каждый шаг преступника – как в некоем мысленном подобии замедленной съемки. Она старалась не слушать голос, нашептывавший ей, что это бесполезная затея: невозможно найти что-то важное через несколько недель после преступления, да еще когда здесь побывала добрая сотня тысяч человек. Голос внушал ей, что она занимается совсем не тем, чем надо, и лучше бы ей, пока не поздно, подумать о своей жизни и своей карьере.
Она сделала еще один круг по залу, и тихий голос наконец замолк, заглушаемый громким стуком ее каблуков. Подойдя к стеллажу, возле которого было обнаружено пятно крови, она вдруг увидела отделившуюся от шкафа фигуру в темном костюме. Человек двигался согнувшись, готовый вот-вот наброситься на нее.
Нора выхватила оружие и прицелилась.
– Не двигаться! Полицейское управление Нью-Йорка!
Человек выпрямился, издав булькающий звук и взмахнув руками, непокорная прядь волос упала на глаза. Лаура узнала в нем Уильяма Смитбека, журналиста «Нью-Йорк таймс».
– Не стреляйте! – крикнул репортер. – Я просто хотел кое-что осмотреть. Господи, как же вы меня напугали этой штукой!
Хейворд смущенно убрала оружие в кобуру.
– Простите, я немного нервничаю.
Смитбек прищурился:
– Вы капитан Хейворд, верно?
Она кивнула.
– А я освещаю дело Пендергаста для «Таймс».
– Мне это известно.
– Хорошо. А знаете, я ведь хотел с вами поговорить.
Лаура посмотрела на часы.
– Я очень занята. Позвоните в управление и запишитесь на прием.
– Я уже пытался. Мне сказали, что вы не общаетесь с журналистами.
– Это правда. – Лаура мрачно посмотрела на него и сделала шаг вперед, но Смитбек продолжал стоять на месте, не давая ей пройти.
– Позвольте…
– Послушайте, – быстро заговорил он, – я думаю, мы можем помочь друг другу. Обмен информацией и все такое – ну, вы понимаете.
– Если вы располагаете какой-то информацией, имеющей отношение к делу, лучше выкладывайте ее сейчас, иначе я привлеку вас за попытку воспрепятствовать правосудию, – резко ответила она.
– Нет, я совсем не о том! Дело в том, что… Видите ли, пожалуй, я знаю, почему вы сюда пришли. Вы не удовлетворены результатами расследования. Вы думаете, что, возможно, на Марго напал не Пендергаст. Я прав?
– С чего вы это взяли?
– Капитан отдела по расследованию убийств не станет тратить свое драгоценное время на посещение места преступления, если дело закрыто. Значит, у вас имеются сомнения.
Хейворд ничего не сказала, чтобы не выдать своего удивления.
– Вы думаете: а не мог ли быть убийцей Диоген Пендергаст, брат специального агента? Вот почему вы здесь.
Хейворд продолжала молчать, ее удивление росло.
– И, между прочим, я здесь по той же самой причине. – Смитбек помолчал и с любопытством посмотрел на нее, словно желая увидеть, какой эффект произвели его слова.
– С чего вы решили, что это был не агент Пендергаст? – осторожно спросила она.
– Потому что я хорошо знаю агента Пендергаста. Я, так сказать, освещал его деятельность со времени музейных убийств, произошедших семь лет назад. И я также знаком с Марго Грин – она звонила мне из больницы. Марго клянется, что напавший на нее человек не Пендергаст. Она сказала, что у нападавшего глаза были разного цвета: один ореховый, другой – молочно-голубой.
– Пендергаст известен как мастер перевоплощений.
– Да, но это описание указывает на его брата. Зачем агенту выдавать себя за своего брата? К тому же нам уже известно, что именно его брат совершил кражу алмазов и похитил ту женщину – леди Маскелин. Из всего этого напрашивается единственный вывод: Диоген напал на Марго и подставил своего брата. Что и требовалось доказать.
И вновь Хейворд, стараясь ничем не выдать своего изумления, подумала, насколько одинаково они мыслили. Наконец она позволила себе улыбнуться.
– Ну что ж, мистер Смитбек, вижу, вы очень любознательный журналист.
– Да, я такой, – поспешил подтвердить Смитбек, убирая назад свой непокорный чуб, который вновь упал ему на глаза.
Лаура немного помолчала, обдумывая услышанное.
– Что ж, хорошо. Может быть, мы действительно сможем помочь друг другу. Мое участие, естественно, будет неофициальным и должно остаться в тайне.
– Естественно!
– Кроме того, обо всем, что вы раскопаете, вы должны будете сразу же сообщить мне. До того как напишете об этом в своей газете. Я соглашусь работать с вами только на таких условиях.
Смитбек быстро закивал головой:
– Да-да, конечно!
– Очень хорошо. Похоже, Диоген Пендергаст исчез. Его след обрывается у его убежища на Лонг-Айленде – в том месте, где он удерживал леди Маскелин. Такое бесследное исчезновение в наши дни практически невозможно – за одним исключением: он скорее всего принял другое обличье. Обличье, в котором существовал задолго до всего этого.
– У вас есть какие-то соображения?