Наш класс пользовался дурной славой, и на всех нас лежало клеймо если не головорезов, то отчаянной шпаны. Но отношения наши никак не развивались дальше поцелуев, мы со Славкой строили всякие планы, расходились по разным комнатам, ничего не происходило, девки наши были непокобелимы. Галька, правда, как-то заявила, что то, чего мы хотим, дорого стоит, и в ответ на нашу просьбу озвучить ценник заявила: «Золотые часы с браслетом», – ценник нас не устроил категорически, опять же мы думали, что у нас любовь, в смысле даром. Вдобавок у нас в школе случайно стали мы свидетелями интересного разговора. В параллельном классе учились Огоньковские пацаны, иногда, встречаясь, мы на переменке болтали о том о сём. В тот день мы подошли поздороваться и стали свидетелями разговора о том, как они сняли двух девок, Галю и Олю из нашей школы, одна из которых живёт неподалёку. Пошли к ней домой, и там, один из них рассказывал, что завалил Олю на кровать, пощупать-то дала без вопросов, а стал трусы стаскивать, расплакалась, упирается, ну не стал связываться, а то ещё начнёт орать, второй что-то похожее поведал про Галю, но там обошлось без слёз. Такой расклад нас со Славкой не порадовал, отношения наши стали угасать.
А потом оказалось не до любви, нас выперли из школы на неделю, была тогда такая форма наказания. Дело было так. В один из распрекрасных весенних пасмурных дней мы со Славкой и ещё парой ребят стояли разговаривали на перемене, в туалете у себя на этаже. Серёга Чернов втихаря смолил «Дымок», были такие сигареты, четвёртый пацан по кличке Псих развлекался тем, что разукрашивал потолок горящими спичками. Делалось это так: надо было плюнуть на оштукатуренную стенку, затем круговыми движениями растирать концом спички без серы штукатурку со слюной до тех пор, пока на конце спички не образуется внушительная вязкая капля. После этого спичка зажигается и бросается вверх, времени, пока разгорается сера, хватает, чтобы спичка долетела до потолка и прочно приклеилась к нему строго вертикально. После этого спичка сгорала дотла, оставляя на потолке после окончания чёрное пятно и скрученный остов сгоревшей спички. Из-за этого потолки в мужских туалетах белили три раза в году, но, ввиду того, что секретами разукрашивания потолков владела вся мужская половина учащихся школы, на второй день после каникул они приобретали привычный вид. Дирекция ломала голову, что предпринять, чтобы предотвратить вандализм, но безуспешно. А всех дел-то надо было стенки в туалетах не штукатурить, а клеить на них кафельную плитку или на крайняк покрасить масляной краской. Ну не суть, в тот чудесный день кайф от курения нам обламывал какой-то бекас, который слегка приоткрывал дверь и выкрикивал что-то матерное, чем ставил препоны возникновению состояния нирваны в наших душах. Серёга Чернов, дабы пресечь хулиганские поползновения малого, периодически бил ногою по двери, она захлопывалась, и течение беседы становилось плавным, потом дверь потихоньку приоткрывалась, и всё повторялось. Так бы мы и провели всю большую перемену, если бы не произошло следующее: после очередного удара Серёги, нанесённого, я подчёркиваю, в сугубо назидательных целях, дверь не захлопнулась, натолкнувшись на какую-то преграду, а через мгновенье распахнулась с грохотом, чуть не слетев с петель. От увиденного у нас окурки изо ртов повыпадали. В дверном проёме застыл наш завуч. Вид его был нехорош, и не только потому, что являл он собой гнев и ярость в облике лица своего, искажённого болью и желанием немедля замочить негодяя, сотворившего с ним это, и не из-за инстинктивного движения его рук, напитанных жаждой смерти негодяя, которого он сейчас схватит и придаст лютой кончине. Вид его нехорош был оттого, что от удара дверью у него были рассечены правая сторона лба и скула, разбитые очки как-то нелепо, по-киношному, висели, чудом зацепившись на левом ухе, кровь, стекая с лица, капала на красивый серый двубортный пиджак. Первым интуитивным желанием у всех нас было, как потом мы выяснили, перетерев между собой, немедленно совершить групповое самоубийство, то есть просто выпрыгнуть в окно, но, увы, в туалетах окна были закрыты на шпингалеты и зимой, и летом, поэтому мы просто застыли, ожидая расправы. Здесь я сделаю маленькое отступление, чтобы пояснить, зачем появился завуч в туалете. Можно, конечно, предполагать и естественные причины, но это не так. Дело в том, что он активно боролся с курением учащихся и осуществлял борьбу эту следующим образом: приходил на перемене в туалет и тихо, старясь не вспугнуть возможных курильщиков, приоткрывал дверь, после чего тихонько просовывал голову в дверной проём, чтобы успеть разглядеть нарушителей, взять, так сказать, с поличным. Но в тот день ему не повезло. Немного придя в себя, он спросил: «Кто?» – мы вразнобой стали оправдываться, тут он обратил внимание, что у него течёт кровь, вышел из проёма, сказал: «К директору. Все», – мы понуро двинулись к директору, завуч следовал сзади, шли по бурлящему школьниками коридору, народ расступался, с оторопью глядя на происходящее. По школе тут же разнеслась весть, что четыре раздолбая из восьмого «А» избили в кровь завуча в туалете. Войдя в кабинет директора, где шло какое-то совещание, завуч сказал: «Пусть здесь посидят, пока я к медсестре», – и вышел. Директриса что-то кричала вслед, он не обернулся. Совещание распустили, и возбуждённая директриса стала допытываться у нас, что произошло. Мы правдиво отвечали, что Юрий Алексеевич ударился о дверь в туалете, но мы не видели, как он стукнулся, что было истинной правдой. А зачем он нас привёл, раз мы не видели, мы не знаем. И впрямь ведь, чужая душа – потёмки. Через полчаса на пороге кабинета появился завуч, возник как командир полка из песни о Щорсе, с головой обвязанной, кровь на рукаве, ещё добавились кровь на лацкане пиджака и пластырь на скуле, вошёл внешне спокойным, но в ледяном взгляде чувствовалось желание убивать, убивать без оружия. Сел за длинный стол боком к директрисе и рассказал свою версию происшествия: что, когда он входил в туалет, кто-то злонамеренно ударил по двери, и вот результат, а там были четыре эти негодяя, которые наверняка курили. Он немедля и определил меру наказания всем и каждому. Всех мерзавцев вон из школы немедленно, а подлеца, который сделал его практически инвалидом, поколику он человек умственного труда, а в результате такой тяжёлой травмы он, вполне возможно, не сможет продолжать трудиться, посадить в детскую колонию, а если удастся, то и в тюрьму, для чего нужно уже звонить в милицию, пусть присылают автозак и пулемётчиков.
