диковинное животное в зоопарк.
Наугад выбираю одну из двух пар.
На этом и заканчивается шопинг. Если не брать в расчет блиц-забег по магазинам нижнего белья и чулок, косметики и парфюмерии.
Слава богам, добираемся до дома!
В фойе нас встречает все тот же охранник и рассыпается в комплиментах «несравненной Нелли Эдуардовне».
Отчего она морщит носик и нетерпеливо закатывает глаза.
Едва открыв дверь квартиры, мы словно попадаем в оранжерею.
Весь просторный коридор заставлен шикарными букетами цветов! Сколько же их здесь? Десять? Пятнадцать? Двадцать?
И если «бабуля» лукаво улыбается, то мой рот широко открывается от удивления.
— У вас так принято, заранее поздравлять именинников? — единственное, что могу выдать.
— Вообще-то нет, — она улыбается все шире, обходя каждый букет. — Хм, дорогая, тут и для тебя есть букет.
— Что? — я бросаю бумажные пакеты на пол и спешу к цветам.
— Ооо, тут даже не один букет для тебя, — Нелли Эдуардовна быстро заглядывает во все карточки. — Пять, дорогая, для тебя пять этих чудесных букетов.
— От кого они? — я дрожащими руками пытаюсь развернуть первую открытку, но она не поддается.
— И мне очень интересно, — раздается строгий ледяной баритон опекуна за моей спиной.
Я вздрагиваю и замираю, боясь обернуться. Боясь увидеть за спиной Диму. И еще больше боясь, что все это мне померещилось!
Склоняю голову ниже к открытке.
Сердце готово выпрыгнуть из груди.
Вмиг одеревеневшие пальцы, наконец, справляются со сложенной карточкой.
— От Ржавого, — выдыхаю я.
Не оборачиваясь на возмущенное сопение, несусь к остальным букетам. Так и есть, Ржавый, Рыжий, Саныч, Андрей и Барбадос. Пять букетов от пяти «братишек»-байкеров с благодарностью за все.
На душе моментально теплеет. В этой огромной холодной столице есть несколько человек, вспоминающих обо мне. Вероятно, добрым словом.
— Мама, — строго спрашивает Дмитрий. — Что все это значит?
— Это, дорогой, значит, что у нас с Катюшей есть поклонники. И они не бросают и не забывают своих дам перед важными событиями в их жизни, — чеканит Нелли Эдуардовна каждое слово.
Никогда не слышала, чтобы она так разговаривала с сыном. Ее негромкий голос практически звенит от гнева.
Чувствую нарастающее напряжение. И решаю смыться от греха подальше.
— Простите, — попискиваю я и, подхватив пакеты, несусь к себе в комнату.
Заваливаюсь на кровать и включаю музыку.
Еще какое-то время, скидывая наушники, я слышу их голоса из коридора. А потом все стихает.
Квартира погружается в тишину. Даже прислуга не спешит показываться из своих комнат.
Ужина, видимо, тоже не будет. Не беда!
Вытряхиваю покупки на кровать.
Вешаю роскошное платье на плечики.
Открываю коробку и надеваю на ноги туфли. Ах, какие они классные!
Разглаживаю дорогое бесшовное белье.
Каково это всегда так жить? Ни в чем себе не отказывать? Смотреть на всех как на говно, при этом будучи неплохим человеком?
Откидываюсь на кровати, подложив руки под голову.
Задираю ноги к потолку и любуюсь туфлями.
Сама не замечаю, как засыпаю.
Холодный вязкий омут воспоминаний затягивает меня. Ну вот опять…
Вставляю ключ в замок. Ключ никак не хочет поворачиваться. Хмурюсь. После того, как Катя съехалась с Эдиком, у меня все сыпется из рук, ломается или заедает.
Словно я без нее не существую и наша, наменянная из «сиротских» метров, квартира не желает подчиняться мне одной.
В бессилии пинаю дверь, и она к моему удивлению распахивается. А там…
Роняю на пол сумку и падаю на колени перед распростертой на полу Катей.
— Катя, Катюша… — я хватаю ее за руку.
Она словно сломанная кукла лежит без сознания среди разгромленной мебели.
Ее руки, покрытые синяками и ссадинами, запрокинуты. Словно она защищалась. Зная Катю, я уверена — защищалась. До последнего!
Ее небольшой, но уже различимый беременный животик выглядит неестественно. На кровь, что темным пятном растекается под ней, я смотреть не хочу.
— Катюша, ты меня слышишь? — слезы катятся по моим плечам.
Я сжимаю ее ладонь. Теплая.
На ее заплывшем и посиневшем от кровоподтеков лице дрожат веки. Вместо слов различаю только хрип. Стараясь не отпускать ее руку, пытаюсь дотянуться до своей сумки.
Поддеваю ее мыском ботинка.
Вытряхиваю содержимое прямо посередине беспорядка в прихожей. Среди мелочевки и обломков мебелт нахожу свой сотовый.
— Скорая? Помогите! Моей подруге плохо! Она умирает! — кричу я в трубку.
— Да не знаю я, что случилось, — реву в трубку, а диспетчер на том конце начинает нервничать. — Нет, я не пьяная. Прошу помогите, она умирает. Она вся в крови. Адрес? Улица генерала Пикалова, дом четыре, квартира семнадцать. Прошу вас, быстрее…
На удивление скорая приезжает быстро или мне это только кажется. А может это во сне все так быстро?
Они осторожно поднимают поломанную Катюшу с пола и увозят в черноту ночи…
Чернота окружает и меня. Холодная, злобная.
Вздрагиваю от телефонного звонка.
Я не успела раздеться. Хотела поехать с Катей в скорой, но не могу вспомнить, почему не поехала. А сейчас я задремала на кресле с окровавленной тряпкой в руках.
Тряпка давно выпала и оставила кровавые разводы на моих джинсах. Тупо смотрю на грязное причудливое пятно…
Снова раздается трель звонка.
Вздрагиваю и нахожу свой сотовый на полу. Незнакомый номер.
— Да?
— Екатерина Невзорова? — интересуется на том конце неприветливый женский голос.
— Нет, она…
— Людмила Назарова дала нам этот номер, — нетерпеливо перебивает меня женщина на том конце провода.
Так, стоп! Людмила Назарова — это я! И я никому не могла дать свой номер, чтобы по нему искали Катю.
— А вы кто? — задаю резонный вопрос.
— Реанимация Областной Клинической Больницы. Сегодня к нам по скорой доставили гражданку Назарову. Но если я ошиблась номером…
— Нет, нет, — почти кричу в трубку, боясь, что она отключится. — Простите, я только проснулась. Сразу не поняла. Что с ней? Как Ка… Люся?
— Она в тяжелом состоянии. Переведена из операционной. Нам нужны ее документы…
— Документы? — эхом повторяю я, стараясь сообразить, что от меня хотят.
— Да, паспорт, СНИЛС и медицинский полис.
— Я все привезу. Можно мне будет ее увидеть?..
— Девушка. Она в реанимации. К ней не пускают даже следователя. Подвозите документики, — наставительным тоном вещает женщина и вешает трубку.
А мне так много еще надо спросить. Например, почему Катя назвалась моим именем?
— Девушка, я вам в сотый раз повторяю. К ней нельзя, — начинает злиться медсестра на посту.
Я на перекладных практически еще до рассвета добралась до Смоленска.
Кутаясь в старую куртку, курила в больничном дворе и ждала, когда откроют отделение. И вот теперь меня не хотят пускать.
— Я все понимаю, но я только на минутку… на
