Эрманно проводил Мару и Бена к выходу. На прощание он попросил Мару передать от него Джо наилучшие пожелания. Прежде чем запереть дверь, Эрманно обнял Мару и прошептал:
— Обязательно сообщите мне о том, что узнаете. Это может все изменить.
Мара вышла в темный розовый вечер. Обернувшись, чтобы в последний раз помахать рукой, она увидела, что Эрманно наблюдает за ней и Беном из уютно освещенного окошка. Пришлось изобразить, что она благодушно болтает с Беном, похлопывая его по руке. Но стоило им скрыться от глаз и ушей Эрманно, как она в ярости помчалась по узкому закоулку. Чутье подсказывало ей, что Эрманно в точности описал карту. Выходит, Бен что-то утаил.
За ее спиной раздавались торопливые шаги Бена, пытавшегося не отстать. Он окликнул ее.
— Мара, пожалуйста, подождите. Поговорите со мной.
— Хотите поговорить? Ладно, давайте поговорим. Почему вы солгали мне про карту?
— Я не совсем солгал.
— А, понятно. Хотите и дальше продолжать свою игру. Позвольте мне тогда спросить иначе. Почему вы не упомянули, что речь идет о первой карте в истории, точно изображавшей весь мир?
Бен не сразу ответил. Тогда она повернулась и пошла дальше.
— Мара, я хотел вам рассказать, но не мог! — крикнул он ей вслед.
— Что значит «не мог»? — прокричала она в ответ, продолжая шагать по неровной мостовой.
— Ричард просил меня ничего вам не говорить.
20
Лето 1497 года
Лиссабон, Португалия
Сквозь витражные окна часовни Святой Марии Вифлеемской струится свет, и Антонио видит четыре корабля, стоящих на якоре в устье реки Тежу. Он наблюдает, как моряки завершают погрузку судов — флагманский «Сан-Габриэл», четырехмачтовая карака почти девяносто футов длиной; каравелла чуть меньшего размера с треугольными парусами «Берриу»; грузовой корабль; и, наконец, его родной «Сан-Рафаэл», не уступающий размерами флагманскому. Антонио гадает, в каком из сундуков хранится карта да Гама. Соленый запах моря не дает ему покоя. Антонио не терпится взойти на борт, повести корабли навстречу открытиям.
Но сначала Антонио должен отстоять службу и бдение. Он слышит, как трубы возвещают о прибытии короля Мануэла, и бросает взгляд на вход в маленькую часовню, построенную принцем Энрике на берегу реки Тежу. Король проходит со своей свитой по нефу и усаживается на золоченый трон, за которым растянуто великолепное алое знамя с вышитым королевским гербом. Трон отбрасывает больше блеска на алтарь, чем кресло епископа.
Священник благословляет паству. Королевский адъютант подзывает капитан-майора Васко да Гаму к трону короля Мануэла и приказывает офицерам присоединиться. Антонио, как самый младший по званию, занимает место в конце строя. Они приближаются к трону, и да Гама опускается на колени.
В часовне гулко гремит голос короля:
— Клянешься ли ты служить Господу нашему и сделать основной целью этого похода прославление святой христианской веры, дабы обратить мусульман и другие народности в христиан?
— Клянусь, — отвечает да Гама.
— Клянешься ли ты совершить этот поход на благо нашего королевства Португалии?
— Клянусь.
— Клянешься ли ты в верности своему дону Мануэлу, милостью Божьей королю Португалии, Алгарве, по эту и другую сторону моря, и Африки?
— Клянусь.
Король Мануэл поднимается. Рыцарь ордена Христа подходит к королю со склоненной головой и вручает ему свернутое полотнище. Король разворачивает тяжелую белую ткань и высоко поднимает ее: это знамя с квадратным красно-белым крестом ордена Христа.
Он набрасывает знамя на плечи да Гамы.
— И пусть Господь в своей безграничной милости ускорит твое путешествие.
Епископ вторит королевскому освящению длинной молитвой. Король уходит вместе со свитой. Остаются только рыцари. Васко да Гаме и его мореплавателям вместе с епископом, священниками и рыцарями ордена Христа предстоит совершить бдение вплоть до утра.
Рассветает. Новорожденное солнце просачивается сквозь образ святого Винсента, увековеченного на драгоценном стекле. Антонио произносит благодарственную молитву Богу, от которого собрался отречься, что нудная и бесконечная ночная служба подошла к концу.
Да Гама со своими офицерами движется по нефу вслед за рыцарями и людьми епископа. Каждый берет у священника по зажженной свече. Епископ знаком велит своим служкам распахнуть бронзовые двери часовни. Мореплаватели ждут своей очереди позади рыцарей и священников, а затем выходят из темной часовни на свет.
Антонио щурится на ярком солнце. Он не готов к тому зрелищу, что его ожидает. Сотни, нет, тысячи лиссабонцев собрались возле часовни, среди них глубокие старики, опирающиеся на посохи, и младенцы, привязанные к материнским спинам. По мятому виду людей, по их изможденным лицам Антонио понимает, что толпа простояла перед часовней всю ночную службу.
Он, сам того не ожидая, тронут. Люди провожают их к пристани. Епископ начинает литанию, и толпа подхватывает молитву вместе со священниками, рыцарями и мореходами. Антонио заражается их пылом, впервые сознавая, что он часть какого-то грандиозного плана, и это гораздо важнее, чем просто набить собственные сундуки.
Процессия достигает берега реки. Мореплаватели начинают рассаживаться по гребным шлюпкам, которые отвезут их к стоящим на приколе кораблям. Ожидая своей очереди, Антонио с гордостью смотрит на четыре корабля, управлять которыми будут почти полторы сотни людей. Ему достается последнее место на последней шлюпке, отходящей от берега.
Латинское песнопение звучит все громче, по мере того как они прорезают мелкие волны на реке Тежу, направляясь к кораблям. Антонио оборачивается к песчаному берегу и смотрит на удаляющийся Лиссабон.
21
Наши дни
Асоло, Италия
Мара замерла. По роду своей деятельности она привыкла ждать подвохов и лжи со всех сторон, но только не от клиента. Клиенты понимали, что если она не будет знать правду о том предмете, который разыскивает, то, скорее всего, не сможет его найти.
— А он не объяснил почему? — спросила она, не оборачиваясь.
— Он сказал лишь, что о содержимом карты должны знать как можно меньше людей. Мол, так будет лучше.
— Понятно. — Тут ей стало понятно и еще кое-что. — Так вы поэтому захотели поехать со мной?
