Ладно была бы замочная скважина, чтоб подсматривать. Еще можно объяснить.
— О…Жорик…а я тут потерял…– Семен замялся, соображая, что он мог потерять. Но по всему выходило, ничего.
— Страх ты потерял, Сеня. А если сейчас же не смоешься в кухню, то потеряешь еще и уши. Я тебе их оторву.
Младшенький насупился, но развернулся и поплёлся в сторону комнаты, где, судя по гробовой тишине, притаились остальные домочадцы.
— А особо хитрожопым передай, если они не угомоняться, я уши и им оторву. Не посмотрю на возраст. — Громко крикнул Семену вслед. Чтоб Матвей Егорыч наверняка эти слова услышал.
Потом плотно закрыл дверь и вернулся обратно в кресло. Конечно, разговор у нас выходил вообще не такой, каким я его представлял. Ну, блин, Соколов…Помощник хренов. Торопыга. Сто процентов, это он сказал Наташке, когда я из больницы вернусь.
— Жорик…– Опять начала девчонка таким тоном, что захотелось удавиться. Сейчас, походу, мне выпишут болт.
— Подожди. — Я поднял руку, останавливая словесный поток, который Наташка явно собралась на меня выплеснуть. — Дай сначала скажу.
Она замолчала. Потом кивнула. Типа, согласилась.
— Наташ, я все понимаю. Правда. И понимаю, как выглядело мое поведение. И что ты подумала в тот момент, тоже понимаю. Но клянусь, вот зуб даю, для этого есть причины. Тот человек, с которым ты общалась после несчастного случая, реально о тебе не знал ни черта. Это был, можно сказать, не я. Совсем другой Жорик. Но сейчас тут снова тот, кто тебя знает. Кому ты очень дорога. И для меня очень важно все, что связано с тобой. Тем более…– Я немного затупил. Просто сказать вслух слово «сын», сказать его именно Наташке, оказалось совсем не просто.
— Жорик…– Все-таки терпение никогда не было Натагкиным достоинством. Она решила не ждать, пока я подберу нужные выражения. — Скажи мне…только честно. Хорошо, пусть тогда действительно случившееся с родителями оказалось стрессом. Пусть ты меня забыл. Хорошо. Но вот сейчас…Сейчас ты можешь пообещать мне, что мы будем вместе? Я даже не про свадьбу говорю. Не про семью. Не про это. А вообще. Просто скажи, ты можешь это пообещать?
Ну, вот как бы и все. На этом мой запа́л сдулся, будто лопнувший воздушный шар. Со свистом и очень быстро. Сказать то, что Наташка просит, я не могу. Вернее, могу. Могу соврать. Дать сто пятьдесят клятв, что больше никакая херня нас не разлучит. Но это ведь не так. Более того, это однозначно не так. В любой момент меня снова выкинет обратно, а здесь останется настоящий Милославский. И что? Он снова вылупит глаза на девчонку, а потом скажет, будто видит ее впервые. Ну, вернее, уже не впервые, конечно. Однако, ему-то Наташка никто. Просто симпатичная особа, утверждающая, будто их связывает нечто важное. И даже если вдруг Милославский проникнется наличием ребенка, который, чисто физически, вообще-то является его сыном, все равно это буду не я.
— Ну, вот видишь…– Девчонка расценила моё молчание по-своему. — Спасибо, что не стал врать. Просто пойми, я теперь не одна. И распоряжаться своей жизнью бездумно не могу. От меня, от моих поступков зависит еще один человек. А ты… Не знаю, что с тобой постоянно происходит. Эти люди во дворе…почему они на тебя напали. Разве их появление было случайным? Вот уж точно не думаю. Вокруг тебя бесконесно творятся какие-то непонятные, необъяснимые вещи. Эти провалы в памяти…Да, хорошо. Я верю, они есть. Но дальше-то что? Как дальше? Снова провести с тобой какое-то время? Ну…знаешь, если бы не…обстоятельства, может, я бы даже наплевала, что и кто подумает. Однако…теперь не могу. Поэтому, да. Сын — твой. Но официально отца у него нет. И пусть это останется именно так. Если вдруг, ты сможешь дать мне то обещание о котором я только что просила, приходи. Где меня найти, знаешь. Но только в этом случае. Иначе — мне от тебя ничего не надо. И ты меня не беспокой. Не береди душу. Не так все просто и легко для меня, как ты, возможно, считаешь.
Наташка поднялась, посмотрела на меня несколько секунд молча, а потом вышла из комнаты. Я остался сидеть в кресле.
Глава 13
Стасик
Когда я вошел в квартиру, стояла гробовая тишина. Специфическая. Когда эту тишину чувствуешь, будто тебя плитой сверху пристукнуло. Первая мысль — что, твою мать, еще произошло?
Входная дверь, кстати, была незаперта. Заходите люди добрые, берите, что хотите. И это в обстоятельствах, когда вообще-то вокруг рыскают все подряд. Чекисты, менты, возможно — родной папаша Мажора и еще различные мутные личности. Причем у всех этих граждан далеко не самые добрые намерения. Надо провести лекцию по безопасности. А еще намекнуть всем жителям данной квартиры, что мы практически на осадном положении. И окружают нас только враги. Друзей по пальцам можно пересчитать.
Услышав мои возню у двери, из спальни выглянул Андрюха. Заметил меня и быстро изобразил жест, значение которого я не до конца понял. Переросток постучал ребром ладони по своей шее. То ли ему все поперек горла стои́т, то ли мне будет сейчас трындец, то ли выпить предлагает.
Последнее, конечно, пришлось бы очень к месту. Гадом буду, опрокинул бы сейчас пару стаканов хорошего вискаря, не задумываясь. Да впрочем, можно и без вискаря. Водку тоже готов рассмотреть. Кружусь все эти дни, как белка в колесе. Как пчёлка. Работаю на благо счастливого разрешения проблем. Но что-то мне подсказывало, скорее всего верна версия про трындец. Потому что следом за Андрюхой, из другой комнаты нарисовался Мажор. Вид у Жорика, прямо скажем, имелся совсем не радостный. Выглядел он чернее тучи. И судя по всему, был сильно зол. Андрюха, увидев брата, моментально скрылся обратно в спальне. Прямо, как Фигаро, который то тут, то там. Раз — и нет Андрюхи.
— О-о-о-о-о… а вот и Амур прилетел на своих крылышках. Вовремя. Я тебя заждался…
Жорик расплылся в улыбке, которую сложно назвать дружеской. Впрочем, ее и улыбкой сложно назвать. Больше похоже на оскал.
— Ну, да…Про бухло можно забыть. Никто тут об усталом мне не позаботится. — Пробормотал я себе под нос. Тихо. А потом уже громче спросил Мажора. — Что случилось, мой раненый друг?
Скинул обувь и пошёл по коридору к Милославскому. Что бы он там себе не накрутил, лучше выслушать сразу. Устал, как собака, если честно. Успел после больницы сбегать в отдел. Отчитался о здоровье Георгия Аристарховича.
Кстати, менты о случившемся не знали. С одной стороны, логично. Мы ведь не заявляли. С другой — странно. Чекисты вон, в курсе. В первый же день почти прискакали. Поэтому начальству я отчитался об ухудшении здоровья Милославского. Очень пространно. Мол, поплохело внезапно человеку. Теперь вот находится в руках у докторов. В принципе, не соврал. Ясен пень поплохеет, когда тебе в бок заточку суют. Осторожно порасспрашивал о насущном. Меня тоже порасспрашивали. Но настойчиво. Мол, как обстоят дела в гастрономе. С чистой душой доложил, все отлично. Работаем. Внедряемся. Так успешно внедряемся, что даже сами оказались среди персонала. Со дня на день проберемся еще основательнее в стан врага. Потом сослался на сильное желание продолжить внедрение и смылся в магазин.
Там наведался к заместителю директора. Милая женщина, которая больше напоминала музейного работника, чем сотрудницу торговли. Соколова снова не было на месте. Либо он внезапно загрузился делами, которых стало неимоверно много, просто аврал у мужика, либо принял мои слова к сведению. Быстро помог грузчикам раскидать товар. Сделал работу в несколько раз быстрее, чем мог бы. Заранее именно об этом и говорил с замом Соколова. Мол, родственник в тяжёлом состоянии. Уйду чуть пораньше. По той же причине, мол, задержался. Тоже, кстати, не соврал. После всего, что было, мы с Мажором стали по-родственному близки. Явился, наконец, домой, и что? Покоя снова не видать. Еще и товарищ Милославский с предъявами.
— Ну? Так что произошло? — Повторил я свой вопрос.
— Вообще ничего. — Он помолчал, а потом рявкнул. — Ничего хорошего! Ты какого хрена лезешь, куда тебя не просят?
В комнате, где спрятался Андрюха, послышались звуки возни. Потом раздался глухой мат Матвея Егорыча, который сопровождал высказыванием, что жрать кому-то надо поменьше. Похоже, они
