Книга Исключая чувства - Диана Ставрогина

Реакция на явленное им беспокойство последовала мгновенно. Мысленно усмехаясь тому, что верно угадал будущее, краем глаза Дима подмечал, как Лара подобралась, выпрямляясь в кресле, не позволяя себе, как минуту назад, устало откинувшись на спинку, смежить веки.

— Все нормально. Устала. На этой неделе очень много работы. — Тон был ровный и самый безучастный.

Дима ответил принимающим кивком. Что еще он мог сделать? Понятно же, что она не просто устала. Либо в личном что-то не ладится, либо процесс был скотский. Могла бы поделиться, но нет. Молчание. Проявление интереса и обычного сочувствия у них тоже под запретом.

Для раздражения не было объективных причин, но вопреки собственным суждениям Дима почувствовал: его задело. Что закрывается, что не намеривается даже на краешек произошедшего впустить и включить в свою жизнь. Вроде бы ее вполне нормальное право не откровенничать, а казалось, что Лара пренебрегла... Его, вроде как... дружбой, стремлением поддержать.

— Да, у меня тоже жесткая неделя, — Дима продолжил разговор, хотя оттого, что все сказанное ими сегодня звучало словно речь на мертвом языке, новые и уместные поводы для беседы в очереди вовсе не толпились. — Отдохнуть бы…

— Сейчас и отдохнем, разве нет? — Лара рассмеялась. Коротко и сухо. Не по-настоящему.

Дима шумно выдохнул, чуть крепче сжимая руки на руле. Вот и причина ее спонтанности нашлась. Лара выдернула его среди недели не потому что захотела, а затем, чтобы он вытрахал из ее головы все неприятные мысли — существенная разница в мотивации. Задевающая. Пусть можно и плюс найти: с сегодняшнего дня Диме известно, как отличить Лару, которой хочется именно его, от Лары, которой нужно забыться.

Его безмолвие ее, кажется, удивило, но… К черту. Он и сам отлично осознавал, что возникшая злость совершенно необъективна и беспочвенна. Секс без обязательств существует именно для отвлечения от проблем — и Дима ничего против не имел, но стерильный, хирургический подход Лары к их взаимодействию тем не менее цеплял.

Помимо воли, помнить данные ей в самом начале обещания становилось все труднее, и думалось, что можно по-человечески общаться, а не шарахаться друг от друга, не прятать эмоции, усердно мимикрируя под роботов. Дима, порой, забывался обманчивой легкостью, но Лара всегда очень вовремя демонстрировала, что линии границ не сдвинутся. И тем более не сотрутся.

По вечерним пробкам тащились долго. В скованной тишине показалось, что вечность. Лишь на полпути к дому Дима сообразил включить музыку. Когда заиграли обожаемые им Muse, Лара — он увидел — быстро улыбнулась. Из дурацкого упрямства спрашивать, тоже ли она любит эту группу, не стал, пусть любопытство чуть ли не зудело под кожей.

Знал, что дурость: музыкальные вкусы они наверняка обсудили бы с интересом, но настроение быть, как обычно, самым дружелюбным и социально адаптированным в их скромной компании, впервые пропало.

В квартиру поднимались тоже молча. Хмурясь, Лара иногда посматривала на Диму с беспокойством или скорее непониманием, но никак не комментировала его, очевидно, непривычную для нее погруженность в себя.

Как повелось, он пропустил Лару вперед, в полутемный коридор, но не стал набрасываться с поцелуями и ласками, как случалось почти всегда. То ли потому что действительно не мог ждать, то ли потому что стремился избежать неловкости вступления, но часто Дима не позволял им в разумном состоянии дойти хотя бы до гостиной. Сложно вспомнить, разулась и разделась ли Лара самостоятельно в пределах его квартиры хотя бы раз.

Этим вечером Дима намеренно отходил от заведенных порядков. На одном эмоциональном запале пытался выбить Лару из колеи предсказуемости. Каждый забывается по-своему. Он вот захотел эмоций и новых впечатлений.

Впервые с начала их встреч в прихожей загорелся верхний свет. Впервые они чинно сняли обувь и верхнюю одежду — Дима медленно убирал пальто в шкаф, боковым зрением следя за Ларой, слегка растеряно озирающейся по сторонам, изучающей обстановку. Вряд ли в предыдущие визиты она успела понять, какого оттенка стены в его квартире.

— Проходи, — наконец, он нарушил молчание. Во фразе будто прозвучало недовольство, и Дима на секунду зажмурился, провел ладонью по волосам, стараясь очнуться от странного, взвинченного состояния, для которого не имелось оснований.