– Вот тебе и да ну! – говорит Нильс. – Все очень серьезно.
Нильс выходит, Бенжамин видит, как он стоит на парковке на ветру, прижимая трубку к одному уху и зажимая ладонью другое, чтобы заглушить шум шоссе. Пьер вываливает картошку в коробку от гамбургера и расставляет рядышком баночки с кетчупом: если одна закончится, наготове другая.
– Если честно, я не думал, что мы когда-нибудь вернемся, – говорит Пьер.
– Да уж, – отвечает Бенжамин. Но у него сразу же появляется мысль, и он поднимает глаза на брата. – А почему?
– Ну, из-за несчастья, – говорит Пьер. – Тебе пришлось нелегко.
Бенжамин смотрит, как быстро ест Пьер. Он опускает в кетчуп сразу три кусочка картошки, они тяжелеют и наклоняются, как тюльпаны, когда он кладет их в рот.
– Я все еще не понимаю, – говорит Пьер. – Почему тебя ударило? Ведь током бьет тогда, когда к чему-то прикасаешься. А ты ведь ничего не трогал!
– Я тоже не понимал, – говорит Бенжамин. – Десять лет я не знал, что тогда произошло. И вот недавно мне рассказали.
– И что же случилось? – спрашивает Пьер.
И Бенжамин рассказывает Пьеру про электрическую дугу. В некоторых местах электрическое напряжение так велико, что наэлектризованным становится сам воздух. Он нагревается на несколько тысяч градусов, и наконец температура достигает таких высот, что наступает разрядка, которая напоминает удар молнии.
– Так и произошло? – спрашивает Пьер.
– Да. Электрики, которым я об этом рассказывал, удивлялись, что я не умер.
– Ты говорил с электриками?
– Да. Со многими.
– Зачем?
– Хотел разобраться, что произошло.
Пьер качает головой и смотрит на Нильса, тот отошел подальше и стоит на небольшой полянке, отделяющей парковку от восьмиполосного шоссе.
– Ты знаешь, сколько случаев удара током регистрируют в электрической компании ежегодно? – спрашивает Бенжамин. – Пятьдесят. А знаешь, сколько случаев на самом деле происходит, по мнению сотрудников компании? Больше двадцати тысяч. О них просто никто не сообщает. И знаешь почему?
– Стыдно.
– Именно. Стыдно. Они ведь электрики. Они должны уметь обращаться с электричеством.
– Невероятно, – говорит Пьер и откладывает гамбургер со следами зубов, словно от крысиного укуса. Он достает картошку, впивается в нее, словно в соленые ребрышки, а потом кладет оставшийся кусочек, который держит в руке, на салфетку на столе. Бенжамин видит, что на салфетке уже скопилось много таких огрызков.
– Почему ты не доедаешь? – спрашивает Бенжамин.
– Противно, – отвечает его брат. – Пальцы грязные, на них черт знает что.
Бенжамин смотрит на Пьера, видит, как он один за другим избавляется от остатков картошки, и внезапно его охватывает чувство глубокой жалости к своему брату. Он понимает, что эта кучка картофельных огрызков на столе значит, что и у Пьера что-то болит, что и у него есть своя история. Бенжамин всегда удивлялся, как Пьеру удалось пережить детство без травмы. Казалось, что его ничто не затронуло, что все события прошли мимо него – или даже сделали его сильнее? Но теперь, видя, как брат складывает недоеденную картошку в кучку на столе, Бенжамин впервые что-то замечает, ведь тот, кто не может положить в рот то, что держал своими же руками, вряд ли живет в гармонии с собой. В установившейся тишине воскресают звуки ресторана. Стучит аппарат, выбрасывающий в бумажные стаканчики лед. Сушилка для рук в туалете то гудит, то замолкает. Каждый раз, когда новый посетитель открывает дверь, шумит шоссе. Кто-то заказывает мягкое мороженое, и включается моторчик, звук – низкий, похожий на нижние клавиши пианино, и Бенжамин снова в трансформаторной будке стоит перед стеной из трубок. От этих картинок он пытается избавиться уже много лет, и иногда они исчезают, но он знает, что они обязательно вернутся. Каждый раз, услышав громкий неожиданный звук, он думает о том взрыве. Например, в туалете самолета, когда захлопывается воздушный шлюз. Сильный свет вызывает такой же эффект. Зимним вечером на шоссе, если Бенжамин попадает в дальний свет встречного автомобиля, его на какое-то время парализует, он вспоминает последнюю секунду, побелевшую перед взрывом комнату. Прохладный пол во влажной темноте, на котором он очнулся и пытался сориентироваться, щурясь от света.
Впервые за время разговора Бенжамин не отводит взгляд, когда Пьер смотрит на него.
– Вот чего я так и не могу понять, – говорит Бенжамин. – Как вы могли бросить меня там?
Пьер опускает стакан с колой, вытирает салфеткой пальцы, улыбаясь, качает головой.
– Ты правда так думаешь? – говорит он. – Я тебя не бросал.
– Я очнулся, а вас нигде не было, – говорит Бенжамин. – Как еще можно это истолковать?
– То есть ты все еще не знаешь, что случилось? Я тебя не бросил. Я побежал к тебе. Я схватил тебя, и как только дотронулся, меня тоже ударило током.
– Нет.
– Нет?
– Не может быть, – говорит Бенжамин.
– Ты потерял сознание и ничего не видел. Когда тебя ударило током, ты сам стал проводником, и меня ударило из-за того, что я до тебя дотронулся. Меня вырубило. Когда я очнулся, то увидел, как Нильс бежит через лес. Я попытался оживить тебя, но у меня ничего не вышло. Я подумал, что Нильс побежал за помощью. И рванул за ним. Я догнал его, когда он уже добрался до дома. Он пошел и лег в гамак, я ничего не понимал.
– И? – спрашивает Бенжамин. – Что ты сделал?
– Я закричал ему, что нам нужно вернуться. Но он отказался. Я запаниковал, я искал маму с папой, но их нигде не было. Поэтому я побежал обратно.
– Неправда. Я очнулся в будке один.
– Я заблудился. Я бежал, бежал, искал тебя и потерялся. Я не нашел тебя и не нашел дорогу домой.
Бенжамин прижимает ко лбу кулак.
– Ты не помнишь? – удивляется Пьер. – Когда ты вернулся домой с Молли, меня там не было. Я искал тебя в лесу.
Бенжамин моргает. День летнего солнцестояния. Он положил Молли у дома. Она лежит мертвая на газоне перед каменными ступеньками. Мама берет ее на руки и падает на траву. Она обнимает ее, кричит.
Нильс.
Вот он, у озера, чуть поодаль, молча наблюдает за происходящим. Мама оборачивается к Бенжамину. Он помнит мельчайшие детали, например то, что между верхней и нижней губой у нее висит слюна. Что в распахнувшемся халате видно белую грудь.
– Что ты наделал? – кричит она Бенжамину снова и снова, то злобно, то отчаянно. – Что ты наделал?
А где Пьер? Бенжамин пытается увидеть его, но нигде не находит.
– Тебя там не было, – говорит Бенжамин.
– Нет. Я бегал по лесу. В конце концов сдался и уселся на камень. И услышал мамин крик. Никогда не слышал, чтобы она так кричала. «Что ты наделал? Что ты наделал?» И я побежал на ее крик. Когда я добрался домой, все здесь было вверх дном. Это было… – он качает головой. – Был полный хаос.
