— Что верно, то верно. Она всегда такая решительная?
— Да, с тех пор, как знаю ее, другой она не была.
— Странно звучит. — Миранда посмотрела на него, не скрывая удивления.
— На самом деле Софи мне не тетка. Она родная сестра моего дедушки со стороны матери. Когда я родился, она уже была замужем и жила в Европе.
— Вы говорили, она живет с вами.
Дэниел кивнул:
— Я рассказывал тебе о ее сыне. Смерть его нанесла ей глубокую травму. Ее нельзя оставлять одну.
— Она часто говорит о сыне, — Миранда отодвинулась в угол салона. — Похоже, Софи была к нему очень привязана.
— Не то слово!
— Вот и я так подумала. Он, наверно, был заботливым сыном? — сказала Миранда.
— Да, — ответил Дэниел после небольшой паузы.
— И теперь вы выполняете его обязанность? — спросила Миранда.
— Я это так не называю. Меня никто не обязывал. Я сам решил о ней заботиться. Почему ты так смотришь на меня? Трудно поверить?
— Да нет! Не в этом дело. Просто…
— Ну чего уж? Говори, что думаешь. Такое чудовище, и вдруг…
— Я так о вас не думаю…
— Брось! На твоем лице все написано! Дэниел Торп — s.o.b.[4]Разве не так?
— Понимаете, трудно испытывать добрые чувства к человеку, который загоняет тебя в угол, заставляет выполнять свои желания против твоей воли, — говорила Миранда, заливаясь краской.
— Как ты однажды сказала, у нас это фамильное. Вижу, что тебе нужно, и изо всех сил стараюсь выполнить твое желание — ты это имела в виду?
— Дэниел…
— Ну, наконец-то! Я и надеяться перестал, что ты меня назовешь по имени, — Дэниел, — она прижала руку к сердцу, которое колотилось, как бешеное. — Пожалуйста! Я хочу вернуться в Голландию. Обещаю, что буду здесь столько, сколько нужно, пока вы не найдете мне замену. Но потом…
— Черта с два! — буквально заорал он. — Ты думаешь, что все так легко? Пустячки, бирюльки?
Легкомысленная, удивительно легкомысленная особа…
«Господи! Не удается затащить к себе в постель… поэтому заходится от ненависти. В кошмарном сне такое не приснится», — подумала она.
Он наклонился и что-то сказал шоферу. Машина остановилась у тротуара.
— Вылезай! Дел по горло, и нечего разводить турусы на колесах.
Вы когда-нибудь видели, как налетает смерч и втягивает внутрь себя все, что попадается ему на пути? Миранда видела это в кино. Черная грозная труба налетела, поглотила и выплюнула обратно исковерканные по прихоти злой природы пылинки мироздания. Помнится, как она тогда ужаснулась…
Конечно, парижские бутики страха не вызывают. Напротив… Но именно это ощущение вспомнилось, когда Дэниел таскал ее за собой из одного магазина в другой. Платья и жакеты из натурального шелка, брюки всевозможных фасонов, свитера ручной вязки — все исчезало в этой черной трубе. Бирюзовое, как морская гладь, голубое, как весеннее небо — мелькало калейдоскопом.
— Зачем вы? Прошу вас, не надо, — говорила она шепотом.
Он не отвечал. Чековая книжка и визитки с адресом магическим образом работали на него. Продавщицы старались угодить и буквально смотрели ему в рот, отодвигая ее на задний план.
— Мы ведь поехали за платьем для концерта! Я больше не хочу ничего. Ничего! — упиралась она, когда с Фобур-Сент-Оноре он повел ее в переулок.
— Я хочу, а этого достаточно, — сжал он ее Руку.
— Послушайте, Дэниел, — она вырвала руку и отошла в сторону. — Ваша тетя просила… — Моя тетя не имеет к этому никакого отношения. Ты слышишь или нет? — тряханул он ее, схватив за плечи. — Я плачу за все. Я! Не тетя… Поняла?
— Да, понимаю, — ответила она тихо и заплакала. — Вы думаете, что я из тех, которые за тряпки унижаются… унижаются… перед… — Слезы застилали глаза. — Дэниел, оставьте меня в покое. Я такая, какая…
— Ты дура! Вот ты какая. — он снова схватил ее за руку с какой-то дикой злобой. — Когда я вижу тебя, мне на баб, поголовно на всех, наплевать! Я думаю о мужиках. Вижу… — голос Дэниела звучал хрипло, — ясно представляю, как на вонючем голландском чердаке ты скидываешь свои цыганские лохмотья, а он, грязная тварь, ждет…
— Что вы говорите… Остановитесь, — лицо Миранды стало белее его рубашки.
— С этого дня (дама, проходившая мимо, с любопытством посмотрела на него), — твоей кожи будет касаться только то, что принадлежит мне. Ясно? — рявкнул он.
— Вы сошли с ума, — прошептала Миранда.
— Да, — он прижал ее к себе. — Вполне возможно.
— Не смейте! — задыхалась она, когда он целовал ее.
«Зачем я лгу? — мелькнуло в сознании Миранды. — Это нечестно… Они на улице!.. Кругом люди…»
— Дэниел, — попыталась она задать ему вопрос, который никак не могла сформулировать. — Дэниел…
— Пошли. — Он потянул ее за руку. Когда они вошли в магазин, на витрине которого были выставлены предметы дамского туалета, она успокоилась. «Сейчас купит себе какой-нибудь милый пустячок!» Но остановилась, как вкопанная, услышав, какие указания он давал продавщице относительно кроя и качества ночных рубашек.
— Месье, — обратилась к нему продавщица. — Прошу вас, месье. — И выложила на прилавок ворох белья из тончайшего натурального шелка с кружевами.
— Посмотри, — он обратился к Миранде. — Выбери, что тебе нравится.
«Да что же это такое, в самом деле? Нельзя ее унижать до такой степени!..»
— Мне ничего не нужно…
— Миранда, я прошу тебя выбрать то, что тебе подходит, — глаза Дэниела сузились.
«Пусть! Пусть делает, что хочет, но он не заставит ее участвовать в этом непристойном спектакле!..»
— Я уже сказала, что не хочу.
— Очень хорошо! — он повернулся к продавщице. — Мадемуазель говорит, что затрудняется сделать выбор.
«Слава Богу! Кажется, она одержала победу, пусть небольшую, но все же…»
— Так что придется завернуть все, — наградил он продавщицу очаровательной улыбкой.
— Дэниел, не стоит так поступать. Вы не должны…
— Отошлите по этому адресу, — он положил на прилавок чек и визитную карточку.
Миранда шла рядом с ним и молчала. «Он навязывает свои правила игры, — думала она. — И если их не соблюдать, они только усложнятся. Выиграть не удастся, остается подчиниться и терпеливо сносить все его выходки».
— Да, — сказала она, когда принесли пару туфель на высоких каблуках. — Нет, — когда показали темно-лиловое платье.
Миранда потеряла счет магазинам, в которых они делали покупки. Ее перестало удивлять и то, как хорошо он в них ориентируется. «Подумать только, знает даже, где продаются трусы и лифчики! И хоть бы разок смутился, растерялся! Чувствует себя, как рыба в воде. Опытный покупатель… Ничего не скажешь! Непонятно только, зачем она за ним ходит? Мог бы обойтись и без нее. Неужели каждую свою приятельницу он подобным образом экипирует? Только мое, чужого ни нитки?.. А шепот и перемигивания продавший… Их подобострастное заискивание и в то же время… Хорошо, что она не понимает по-французски. Можно, наверное, сгореть от стыда…»
