Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Поскольку большая часть этих вещей продавалась вместе с домом, вполне логично, что мои родители все оставили здесь. Ничего из этого не имеет реальной ценности, и вряд ли кто-то успел эмоционально привязаться к сломанному ночному столику или швейной машинке «Зингер» середины века.
А вот старая родительская спальня в конце коридора — совсем другая история. Хотя я и полагаю, что именно здесь спал папа во время ежегодных визитов, комната выглядит так, будто ее не трогали двадцать пять лет. Как и моя игровая комната, она застыла во времени. Мамины украшения тех времен — более скромные, чем те, что она носит сейчас — разбросаны на комоде. Рядом лежит полосатый галстук, свернутый, как змея. В углу, словно лужица, валяется платье. Из-под ткани выглядывает каблук черной туфли-лодочки.
Комната, по сути, заполнена одеждой. Шкаф, у которого есть «его» и «ее» стороны, набит битком. Каждый выдвижной ящик скрывает в себе носки, нижнее белье и вещи, которые мои родители хотели бы от меня скрыть. Упаковка презервативов. Крошечный пакетик марихуаны, спрятанный в старой жестянке из-под пластырей.
В шкафу висит еще больше одежды моей матери, в том числе сарафан в цветочек, который я запомнила только потому, что она была именно в нем на фотографии в рамке, которую папа хранил в своей квартире. Рядом с папой и с ребенком на руках, на той фотографии она выглядит счастливой.
Раздумывая сейчас над той фотографией, я гадаю, как этот снимок в итоге оказался у папы дома. Украшал ли он однажды Бейнберри Холл? И если да, то папа взял его с собой, когда мы уезжали? Или забрал его много лет спустя во время одного из своих многочисленных тайных визитов?
И тогда возникает самый главный вопрос: Зачем забирать только эту фотографию?
Потому что все остальное осталось. Папины костюмы, джинсы и нижнее белье. Часы, которые до сих пор стоят на ночном столике. Мамино свадебное платье, которое я нахожу в задней части шкафа, застегнутое на молнию в пластиковом чехле для одежды.
Все это осталось здесь. Папа не лгал. Это заставляет меня задуматься о том, какие еще аспекты Книги были правдой.
Все.
Эта мысль пронзает мой мозг, непрошеная и нежеланная. Я закрываю глаза, качаю головой и прогоняю ее прочь. То, что мы оставили все здесь, еще не значит, что в этом месте водятся привидения. Все это означает, что папа был готов пожертвовать всем — своим домом, своим имуществом, своей семьей — ради Книги.
Вернувшись в свою комнату, я распаковываю сумки и вешаю свой взрослый гардероб рядом с детским. Я снимаю джинсы и рабочую рубашку, заменяя их фланелевыми шортами и выцветшей футболкой с «Охотниками за привидениями», которую стырила у старого друга из колледжа. Вся эта ирония была слишком смешной, чтобы удержаться.
Затем я забираюсь в кровать, которая была великовата для пятилетней меня и слишком мала для меня нынешней. Мои ноги свешиваются через край, и стоит мне чуть-чуть повернуться, как я, вероятно, кувыркнусь на пол. Но на пока что сойдет и так.
Вместо того чтобы спать, следующий час я лежу в темноте и делаю то, что и в любом другом доме, над которым работаю.
Я слушаю.
И, судя по всему, Бейнберри Холл есть что сказать. От жужжания вентилятора на потолке до скрипа матраса подо мной — дом полон шума. Снаружи порыв теплого летнего воздуха заставляет угол крыши стонать. Этот звук сливается с хором сверчков, лягушек и ночных птиц, обитающих в лесу, который окружает дом.
Я уже почти засыпаю, убаюканная звуками дикой природы, когда меня будит другой звук снаружи.
Сучок.
Сломанный пополам с сильным треском.
Этот внезапный звук заглушает остальной лес. В этой новой тишине я чувствую какое-то присутствие на заднем дворе.
Снаружи что-то есть.
Я соскальзываю с кровати и подхожу к окну, из которого под острым углом открывается вид на ночной двор внизу подо мной. Я осматриваю окрестности дома, но вижу только залитую лунным светом траву и верхние ветви дуба. Я перевожу взгляд на окраину двора, где лес сменяет лужайку, ожидая увидеть оленя, осторожно ступающего в траву.
Вместо этого я вижу, что кто-то стоит прямо за линией деревьев.
Я не могу разобрать деталей. Здесь слишком темно, и кто бы это ни был, он стоит в тени. На самом деле, если бы он стоял на несколько метров глубже в лесу, я бы вообще не знала, что он здесь.
Но я знаю. Я его вижу. Или ее.
Стоящего неподвижно, как статуя.
Ничего не делающего, только смотрящего на дом.
Так далеко.
Я вспоминаю, что сказала шеф Олкотт о людях, которые пытаются забраться в дом. Упыри, как она называла их. И некоторым это удавалось.
Ну уж нет, не в мою смену.
Отвернувшись от окна, я выбегаю из комнаты, спускаюсь по лестнице и бегу к входной двери. Оказавшись снаружи, я бегу вокруг дома, мокрая трава скользит под моими босыми ногами. И вот я уже на заднем дворе, направляюсь прямо к тому месту, где стояла фигура.
Сейчас тут пусто. Как и по всей линии деревьев.
Я прислушиваюсь к звукам удаляющихся шагов в лесу, но к этому времени сверчки, лягушки и ночные птицы снова начали оживать, и больше ничего не слышно.
Я остаюсь там еще на несколько минут, задумываясь, действительно ли я заметила тут кого-то. Возможно, это была тень или дерево. Или иллюзия лунного света. Или мое воображение, которое теперь находится в режиме «паранойя» после разговора с шефом Олкотт.
Все это возможно. И маловероятно.
Потому что я знаю, что видела. Человека. Который стоял прямо там, где стою сейчас я.
А это значит, что мне нужно вложиться в систему безопасности и установить прожектор на заднем дворе как сдерживающий фактор. Потому что, несмотря на главные ворота, лес и каменную стену, которая окружает все вокруг, Бейнберри Холл не так изолирован от внешнего мира, как кажется.
И я здесь не настолько одинока, как думала изначально.
28 июня
День 3
После двух дней распаковки и планирования, где будет стоять наша мебель, а где та, что досталась нам вместе с домом, пришло, наконец, время заняться кабинетом на третьем этаже — волнующая перспектива. Мне всегда хотелось иметь личный кабинет. Вся моя писательская карьера проходила в тесных кабинках, за шаткими письменными столами в мотелях, на обеденном столе в квартире в Берлингтоне. Я надеялся, что личное пространство снова заставит меня почувствовать себя серьезным писателем.
Единственная загвоздка заключалась в том, что эта комната также была местом самоубийства Кертиса Карвера, и этот факт не давал мне покоя, пока я поднимался по узким ступенькам на третий этаж. Я боялся, что его смерть все еще будет ощущаться в кабинете. Что его вина, отчаяние и безумие каким-то образом проникли в пространство, кружась в воздухе, как пыль.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87