– Да! Ты просто игрок, которому без разницы какой фигурой жертвовать.
– Это удел всех королей, моя Княже. Люди идут за ними, чтобы они построили новый, лучший мир. И они готовы приносить себя в жертву ради этого. Только правитель важен в этой игре, ведь это он главный творец.
– Мы пытаемся сохранить старый, я не собираюсь ничего строить.
– Сути и роли это не меняет.
– А вы уже заранее решили, что они не справятся? Неужели, вы так в них не уверены? ― Каяра замерла, он только что поймал ее за неосторожное слово и вывернул все наизнанку. Она была убеждена, что ничего подобного не имела в виду, но почему-то никак не могла найти слов, чтобы ему возразить. ― Я не любитель давать другим полезные советы, но раз уж я в вашей лодке, то скажу. Правитель, не умеющий пользоваться своим народом, обрекает его на гибель даже не дав и шанса на спасение.
Глава 8
Всю оставшуюся дорогу до утеса Сиера ни один из них не произнес ни слова. Мысли Каяры заполоняли раздумья: а правильный ли путь она выбрала? Возможно, она ошибалась, чрезмерно защищая староверов, а, может, ей стоит меньше слушать этого старого прохвоста. Соломон всегда славился своими коварными планами и жестокими интригами. Для него нет ничего святого, кроме победы. А сражался этот старый вампир всегда только за одного себя.
Но и полностью отвергнуть его слова она не могла. Она чувствовала в них некую мудрость, которую Каяре было сложно принять, а еще сложнее ей было с ней смириться.
– Зачем мы пришли сюда, Княже? ― спросил Соломон, когда они подошли к скрытому входу в храм Одара. ― Вы ведь не помолиться сюда пришли?
– И это тоже, ― отвлеченно бросила Каяра, проводя пальцами по древней, скрытой рессе.
– А что еще?
Она посмотрела на него. Соломон как всегда одарил ее дружелюбной улыбкой. Как же сильно ей претила его наигранная вежливость! Когда же он снимет эту маску и покажет все то, что так упорно прячет под ней?
– Я хочу открыть храм.
– Хотите снять печать сокрытия? ― удивился Соломон.
– Да.
– Не боитесь?
– Совет не посмеет навредить храму Одара. Думаю, и жители Триединства не дерзнут посягнуть на нашу святыню.
– Нет, я говорил не о них.
– А о ком? ― Каяра недоумевая посмотрела на него.
– Вы не боитесь гнева Богов? ― с полной серьезностью произнес Соломон.
– Почему Боги должны разгневаться на меня? ― Каяра не видела в своих действиях ничего, чтобы могло перечить законам кодекса и ее веры.
– Вы собираетесь впустить не чистокровных, снять печать, что еще некогда по велению Карах определяла достойных…
– Не путай, ― прервала его Каяра. ― Карах лишь стремилась защитить это место, а не сберечь его только для избранных.
– Как же? ― не унимался Соломон. ― Разве сохранение чистой крови не один из основных принципов старой веры?
– Говоришь так, словно вера не твоя, ― усмехнулась Каяра.
Мышца на его скуле предательски дрогнула. Каяра почувствовала ликование, кажется, и она понемногу начала находить рычаги давления на этого прохвоста.
– Я просто не так выразился, ― быстро взял себя в руки Соломон.
– Не характерно для тебя, ― подметила Каяра.
– Да. Возможно, я не совсем понимаю мудрости кодекса, но это не значит, что я его не люблю всем сердцем. Даже дитя, что волей крови и души, обожает свою мать, не способно понимать ее всецело. Вам должно быть это знакомо, разве нет?
Почему-то при этих словах, она представила Карах, а не Лиргерию, свою родную мать.
– Вижу, что прав, ― улыбнулся Соломон.
– Хорошо, я тебя поняла. Хотя и не могла раньше предположить, что у мудрого Соломона не хватило сил понять кодекс.
– Я хорошо помню каждое слово, записанное в нем, ― он откашлялся (Каяра так и не поняла зачем) и продолжил: ― Храни кровь свою, дарованную Богом и человеком. Не принижай усладой похоти наследие их.
– Верно.
– Тогда объясните мне, какой здесь может быть другой смысл, кроме как хранить чистокровие? Разве смешение с человеком не грех, что карается смертью?
Каяра закончила нащупывать паутину заклятия Карах и отстранилась на мгновение от каменной стены, чтобы еще раз осмотреть незримый для Соломона узор.
– Смешение крови с человеком или жизнь с человеком в мире существ?
– Что? ― удивился Соломон.
Каяра вытянула одну руку вперед, а второй сжала кинжал, что появился перед ней прямо из небольшого черного облака. Соломон сделал осторожный шаг назад, когда она разрезала этим кинжалом свою ладонь.
– Ты прочел мне один из основных заветов, правильно? ― спросила она, выпуская кинжал из рук. Прежде, чем падающий предмет успел коснуться земли, его поглотило черное облако.
– Да, ― стараясь не дышать ответил Соломон. Кровь Ринса хоть и была ядом, но при этом неистово привлекала каждое существо.
– А как звучит свод смертных грехов?
– Да будет каждый казнен, кто преступит запрет. Кровью отмоется грех его, страданиями души вымолит он жизнь потомкам, коли сердца их не поразила его грязь, ― процитировал Соломон, внимательно наблюдая за Каярой.
Она вжала ногти в рану, не давая ей затянуться. Указательный палец на другой руке она обмакивала в собственной крови, словно в краске, вырисовывая потом ею на каменной стене витиеватые узоры.
– Нет, я не об общем положении. Зачти ту часть, которая касается сожития с людьми, ― поправила его Каяра.
Соломон глубоко вздохнул и произнес:
– Не будет тому прощения, кто человека из мира людского приведет в свой дом. Два мира в соитии ― крах обоим.
– И как ты это понимаешь?
– Отношения с людьми запрещены? ― уже с сомнением в голосе ответил он.
– Соломон, ― покосилась на него Каяра. ― Кто по-твоему предки всех существ?
– Боги и люди.
– Ты думаешь, что кровь людей грязь? Она есть в каждом из нас.
– Подождите, вы сейчас говорите, что люди часть нас?
– Люди ― наши истинные прародители. Мы должны почитать их так же, как и Богов. Помнишь? Храни кровь свою, дарованную Богом и человеком?
– А что делать тогда с «Не принижай усладой похоти наследие их»?
– Услада похоти ― это беспорядочные связи. Хранить чистоту крови ― единственный путь выживания наших рас. Чем больше мы теряем в крови божественного, тем ближе мы становимся к человеческому родителю. Это завет призван спасти расы от вымирания.
