А я сожгу дотла.
– Не стоит ли поставить последний куплет на повтор с четвертого такта? – спросил Ксандер.
Я кивнула, в то время как мой голос эхом отдавался в динамиках. Если не принимать во внимание абсолютно невозможный характер, Брайан оказался действительно хорош. Мы работали над песней всю неделю, и теперь мой голос звучал так необычно, что даже я не узнавала его. Казалось, он не принадлежал Саммер Прайс, звуча томно, яростно, страстно и так сексуально, что я даже немного смущалась.
– А ведь все дело и правда в проигрыше, – заметил Брайан, впервые с тех пор, как мы познакомились, выглядя впечатленным. – Как ты к этому пришла?
Я стиснула зубы.
– Это не важно.
– Думаю, мы закончили, – объявил Ксандер, хмуро взирая на микшерный пульт, как будто тот мог что-то ему ответить. – А ты как думаешь? – обратился он ко мне, и в его глазах отражалось одновременно столько страха и надежды, что у меня сжалось сердце.
Измученная, но счастливая, я взяла его руку и крепко сжала.
– Это лучшая песня из всех, что ты когда-либо сочинял, – честно призналась я.
Несмотря на усталость, на лице брата расцвела улыбка. Круги под его глазами смотрелись еще темнее, чем у меня. Он работал усерднее всех, часто даже не возвращаясь домой поспать. Я редко видела его в столь боевом настроении. Он работал словно в исступлении и, к моему изумлению, наша песня вызвала такой же восторг и во мне. И пусть это была не классическая музыка, которая заставляла умолкать постоянный шум в моей голове и касалась во мне самого сокровенного, но музыка Ксандера пробуждала во мне такие жизненные силы, о которых я даже не подозревала, что они дремлют во мне.
– У людей на фестивале снесет голову от такого, – радовался брат. – Сегодня мы покажем ее продюсеру. А завтра отправимся на фестиваль, и тогда весь мир услышит наше творение.
– Это ужасно скоро, – посетовала я, качая головой, – но мне и в самом деле любопытно посмотреть, как отреагируют на нашу песню.
Глаза Ксандера заблестели.
– Если хочешь, можешь поехать со мной, Сэм.
– Я? – Я в ужасе распахнула глаза и покачала головой. – О нет, это не для меня. Я просплю целую ночь напролет, а потом мне нужно срочно попрактиковаться перед прослушиванием. Отныне я играю только на пианино.
– Как пожелаешь, – мягко согласился он. – Ты сделала для меня более чем достаточно. Однако предложение останется в силе. Я покажу тебе сцену и место проведения фестиваля, – просиял брат.
– Спасибо, больше головной боли мне не нужно, – рассмеялась я, и в этот момент раздался звонок моего мобильного. – О, это Итан. Я отвечу, хорошо?
Ксандер кивнул и отвернулся, пока я выходила из студии, отвечая на звонок.
– Это же мой лучший друг. Ты, конечно, думал, что я совсем пропала.
И только когда я произнесла это вслух, мне пришло в голову, что в последние дни Итана было слышно гораздо меньше.
Из телефонной трубки донесся знакомый глубокий смех.
– У меня совсем не оставалось времени беспокоиться, Сэм. На летних курсах в университете есть чем заняться.
Мне пришлось прикусить язык, чтобы не полюбопытствовать, не является ли слово «университет» обозначением для Шейлы. Но даже если это так, меня это не касается. По крайней мере, пока.
– Как дела, что вы сейчас делаете? – спросил друг, тем самым возвращая разговор в безопасное русло.
– Со мной все в порядке, – сообщила я, прислонившись спиной к стене коридора. – Песня Ксандера готова. Завтра он едет на Лонг-Айленд, а в воскресенье начинается фестиваль. А у меня наконец появится время сосредоточиться на своем прослушивании.
– Это здорово!
– Да, я тоже так думаю, – произнесла я, тут же удивившись, почему моя радость настолько… сдержанная. Что со мной не так? Может, это просто накопившаяся усталость. – О да, кстати, – сменила я тему, расплываясь в улыбке. – Вот что я совершенно забыла тебе сказать: у меня есть два билета на – погоди-погоди – летний концерт маэстро Алессандрини в Далласе, и… я хотела спросить, не хочешь ли ты пойти со мной.
