– Теперь сложно понять, чьи это были фантазии – твои или воспринятый тобой ее собственный грядущий страх. Но предвидеть чужой бред – это уж слишком… это еще абсурднее, чем видеть чужой сон задолго до того, как этот человек уснет. Разве это реальность? Разве это настоящее? Разве это будущее? – Он горько усмехнулся. – За все годы, что я тебя изучаю, я так и не понял правды о твоем даре. Только ты сама можешь себя понять.
– Не могу, – с жаром возразила я. – Может, и могу почуять. Но объяснить – не могу. Нет таких слов, чтобы объяснить! Я их не знаю.
Альерг хмыкнул, пожал плечами и поднялся, завершая беседу:
– Одно могу сказать наверняка: вера любым ясновидцам и прорицателям смертельно опасна для человека, и особенно для телепата, воспринимающего их видения без словесного посредничества. В этом мире слово стало другим именем лжи. Люди услышат не то, что ты скажешь, а то, что хотят услышать. Ты можешь быть опасна, Рона, если правильно тебя использовать. Именно этого и хотел избежать твой отец. Именно так и хотят тебя использовать пробужденные, если ты попадешь в их руки. Впрочем, я надеюсь, что Иби успела передать им известие о твоей полной бездар… бесполезности. А пока надо воспользоваться паузой и увезти тебя в более безопасное место.
В его голосе было столько грусти, что я поежилась.
– Ты даже не хочешь узнать, что со мной случилось сегодня утром?
– Это уже не важно.
Ох, как я не любила этот высокомерный тон заслуженного мудреца! То есть как это не важно?!
– Сведения должны быть своевременными, – назидательно произнес наставник. – Твой отец приехал вовремя. Так что я уже почти обо всем знаю. О гноме тоже…
Он покосился на мою вполне розовую щечку. И ответил на невысказанный вопрос:
– Братчина всерьез озабочена твоим здоровьем. Устроит?
Не устроит. Не успел день начаться, а Братчина, обычно скрытая от человеческих взглядов, уже толпами бродит по яви! Будущее трещит по всем швам от обилия неучтенных проявленных сущностей. Как учесть это влияние на существующее равновесие? А если непроявленные люди, встретив тех, кем они должны быть по определению Истины, устроят бунт? Рванутся тысячами в храмы – требовать свое, родное, непроявленное? И растопчут несчастных провидцев, которые ничем не могут помочь: не они запирали, не им и подбирать отмычки. Все претензии – к небесам, создавшим Вавилорский Колодец с ядовитой водой.
Альерг поморщился:
– Не паникуй. Проявленные лишний раз не сунутся в человеческие жилища.
– А Кирон?
– А кто, кроме тебя, догадался, что он – проявленный? И скажи-ка, пифия, куда ты дела своих зеленых мух? Которые все утро мельтешили у тебя в голове вместо мыслей? Ты уже опять вполне прозрачна… Да. Это странно, но хорошо, а то развела в сознании такую помойку, что порядочному телепату и не ступить! А теперь пойдем, тебе предстоит еще одно испытание.
Опекун придирчиво оглядел меня с ног до головы, посетовал, что чепчики у девиц нынче не в моле, извлек из кармана огромную расческу с редкими зубцами, какими расчесывают лошадиные хвосты, отклонил мое предложение воспользоваться еще и скребком и взялся за прореживание моей растрепанной гривы с ловкостью начинающего конюха, жалуясь, что забыл прихватить кнут и уздечку. Я возразила:
– Для пыток расчески достаточно. А что за испытание?
– О, оно уже ждет в трапезной.
– Догадываюсь: повар с перепугу изжарил остатки твоей библиотеки.
Альерг усмехнулся, но как-то слишком печально. Я прикусила язык: наставник был заядлым библиофилом и за какой-нибудь трухлявый фолиант готов был выложить годовое жалованье и полкоролевства в придачу. Мне пришло в голову хоть как-то отвлечь его от грустных мыслей, и, не обращая внимания на то, что он уже умоляюще замахал на меня всеми лапами, как на вредную злобную осу, я таки отвлекла:
– Али, а почему ты не женишься? Тебе уже за тридцать, пора уж, – и уточнила на всякий случай: – На мне, разумеется.
– Умолкни, негодница! Никакого почтения к сединам! Стыдись, ты еще несовершеннолетняя.
– И что? Через год уже можно. Ай! Поаккуратнее, это же не козья шерсть, а моя девичья краса! Вот сэкономили бы на камеристке: расчесывал бы меня по утрам, а через неделю я бы уже облысела, и опять сплошная выгода.
– Хорошая идея, но я еще в молочном возрасте предусмотрительно дал обет безбрачия…
– Подумаешь! После обета можно и поужинать. Ой-о! Не выбрасывай эту прядь, для парика пригодится, лысину прикрывать!
– …и последние годы не устаю радоваться своей прозорливости. Соблазняй в камеристки кого-нибудь другого. А потом, ветреная особа, а как же Дик? Помнится, еще два года назад в Рагоре вы с ним поклялись в вечной любви. Это было так романтично! Так что не разочаровывай меня!
Соблазнять великана в камеристки я начала аж с семи лет, и до нашей мимолетной встречи с Диком в Рагоре этот диалог всегда заканчивался одинаково: «Молчи, рабыня! Отправлю в кухню!» Но два года назад у наставника появился роскошный увесистый аргумент для финала этой десятилетней пикировки. Хотя опекун бессовестно преувеличил слухи о вечной любви и клятвах, но крыть напоминание о событиях в Рагоре и встрече с повзрослевшим Диком, перевернувших мою дальнейшую жизнь, было нечем, и приходилось смущенно умолкать.
Я потянулась, разминая засидевшиеся на развалинах косточки:
– Али, как ты думаешь, а не сдать ли Бредмахту Второму мой фантом в обмен на состояние и графский титул? Все-таки за два года Рагорская награда за мою голову выросла уже на два порядка!
Наставник встрепенулся:
– А что, было бы не плохо! Замок отремонтируем! Но подожди еще с год: может, король опять раскошелится на ноль в конце славного рядочка цифр… А хлеб насущный уже не интересует ваше будущее сиятельство? Ты собираешься сегодня обедать или решила довести себя до полного исчезновения с лица земли? Марш в трапезную!
ГЛАВА 5
В трапезной сидел Дик собственной персоной. Я его узнала даже со спины, не виденной последние несколько столетий. Когда он успел прибыть? В воинстве, полонившем замок, его точно не было. Судя по количеству опустошенных тарелок, теснившихся перед ним на столе, обеда для нас не осталось. Значит, и мятежным парусом он не был: тот бы не успел нас так разорить.
Привалившись к косяку, я никак не могла заставить свои ноги из кукольно-ватных сделаться живыми человеческими. Потому что мне понадобилось срочно удрать, пока он меня не заметил и не узнал.
Обретя способность двигаться, я повернулась назад и уперлась в неожиданный тупик: обратный путь преграждал Альерг. Он развернул меня волчком и бесцеремонно втолкнул в залу. Ниг побери, разве так обращаются с принцессой?! Шипя от негодования, я фурией подлетела к Дику, выхватила кубок, который он уже подносил ко рту, и выплеснула вместе с накипевшим негодованием:
