— Иди за купальником, — велел ей Гарри, — и поторопись, пока Маркус не вернулся из своего заплыва.
Когда костер уже горел, Маркус вышел на берег, сосиски шипели на сковородке.
— У нас здесь барбекю, иди сюда.
Пета отвлеклась от переворачивания сосисок. Она была в купальнике, но сверху натянула футболку. Какая жалость...
Гарри поспешил приободрить Маркуса:
— Большей частью готовил я, а торт вы купили в магазине.
— Значит, мне не грозит пищевое отравление? — спросил Маркус и взглянул на Пету.
— Моя стряпня не так уж и плоха.
— Конечно, — весело сказал Гарри. — Марк, тебе сколько сосисок — три или четыре?
— Шесть, — он опустился на плед. Он обычно не ел сосиски, но сейчас они выглядели очень аппетитно. Маркус вдруг почувствовал, что голоден как волк. — Вы взяли кетчуп?
— Кетчуп? — Гарри был в замешательстве.
— Он имеет в виду соус, — объяснила ему Пета, — он говорит по-американски.
— Тебе нужно учить австралийский, — сказал Гарри, протягивая ему бутылку с соусом. — Вообще-то это не совсем соус — это «дохлая лошадь». Ты говоришь: передайте мне «дохлую лошадь», и любой австралиец поймет, что ты имеешь в виду. Значит, кетчуп по-австралийски будет «дохлая лошадь».
— Да, мне придется многому научиться, — заметил Маркус.
— Это точно, — согласился Гарри, — тебе придется поторопиться, чтобы все узнать в течение двух недель.
Они ели сосиски, а затем шоколадный торт, а потом Пета пошла купаться. Гарри отправился домой, чтобы доделать уроки. Маркус сидел на берегу и наблюдал за Петой.
Она плавала совсем не так, как он. Наверно, устала, подумал Маркус, видя, как Пета плывет на спине и смотрит на пламенеющий закат. Видно было, что ей доставляло наслаждение просто качаться на волнах.
Она сама была наслаждением.
В этом-то все дело, понял он, именно поэтому его так влечет к ней. В ней столько радости. Ей ничего не нужно, кроме ее фермы и уверенности в благополучном будущем ее братьев.
Проблемы, которые озлобляли и мучили других людей, ее совершенно не интересовали. У Петы было мало денег, а материальных ценностей и того меньше. Ее будущее было связано лишь с этой маленькой фермой.
Она никогда не примет то, что он ей предложит, подумал Маркус.
Эта мысль поразила его.
А он намерен предложить?
Она такая красивая и так нужна ему. Если бы Маркус мог взять ее с собой, он был бы счастлив!
Пета никогда не оставит Гарри, но она же может взять его с собой.
Они никогда не забудут о ферме, но он может нанять управляющего, чтобы тот за нею следил.
О чем он только думает!
Уже давно он решил, что ему лучше быть одному, так что же изменилось теперь?
Пета изменила его самого.
Маркус смотрел, как она плавает, и ему нестерпимо хотелось присоединиться к ней, но усилием воли он заставил себя остаться на берегу, заставил себя быть разумным. Когда Пета вышла из воды, он почти убедил себя, что все его мысли — просто ерунда.
Она, улыбаясь, шла к нему по пляжу, отряхивая волосы от воды, ее кудри нимбом сияли вокруг головы.
Собаки помчались ей навстречу, потом стали гоняться за чайками и собственными хвостами. Маркус сидел на песке и наблюдал, как Пета вытирает волосы полотенцем, по-прежнему улыбаясь ему.
— Ты очень красивая, — мягко сказал он.
Она замерла и посмотрела на него.
— Ты тоже ничего.
— Ну спасибо. — Он поднялся на ноги и взял ее полотенце.
— Позволь мне вытереть твои волосы.
Ее улыбка померкла.
— Не стоит, это уже что-то интимное.
— Почему нет?
— Никто из нас не собирается поддерживать эти отношения.
— У нас есть две недели...
Зря он это сказал, между ними снова выросла стена.
— Держись своего конца веранды, Маркус, — проговорила она, — наверно, даже будет лучше, если ты вернешься в домик тети Хетти.
— Нет! Все что угодно, только не это! Не выноси мне приговор, я могу утонуть в розовом.
— Тогда не трогай меня, — сердито сказала Пета. — Я приняла твое предложение выйти за тебя замуж, чтобы спасти свою ферму, но это не означает, что я буду с тобой до конца своих дней, мистер Волшебник.
— Я не хотел...
— Быть мистером Волшебником? Конечно, ты не хотел, — Пета глубоко вздохнула, — но стал им, мужчиной, который красив и щедр, который улыбается так, что внутри у меня все сжимается и... Маркус, я не это имела в виду...
Он не хотел больше ничего слышать. Она стояла рядом с ним, с ее волос капала вода, зеленые глаза сияли, а на лице было выражение растерянности, — остаться безучастным было бы бесчеловечно с его стороны.
Она была так прекрасна! Маркус взял ее руки в свои, их глаза встретились...
После Маркус не помнил, кто из них начал первым, она ли встала на цыпочки и подняла подбородок, чтобы их лица были на одном уровне, или это он притянул ее к себе и, взяв ее лицо в ладони, приблизился к ее губам...
Пета! Он обнимал, гладил ее, прижимая крепче к себе, любя ее, желая ее.
Любя ее.
Он и не думал, что может ощущать такое. Одиночество в детстве. Ужасы войны в армии. Годы в бизнесе, где деньги означали все, где к людям, которые работали на тебя, относишься с уважением лишь потому, что так они лучше работают...
А сейчас он так близок к Пете.
И эта женщина — его жена! Разве это не чудо?
Их поцелуй стал глубже, ее губы раздвинулись, она подчинялась ему...
Боже, он так хотел ее, больше жизни, как никогда не хотел ни одну женщину прежде.
Пета...
Поцелуй длился вечность. Волны монотонно разбивались о берег. Собаки бегали вокруг них кругами, чрезвычайно обеспокоенные тем, что люди не двигаются, но им это быстро наскучило, и они убежали прочь. Лишь Тед остался, он лег в ногах у своей хозяйки, тихо поскуливая, как будто предупреждая о чем-то.
Наконец Маркус отстранился и взглянул ей в лицо. Она смотрела на него, в глазах было смущение и нежность, и прекрасная улыбка не сходила с ее лица. И этот смех, прозвучавший в первый момент их встречи, от которого он потерял голову и пропал...
— Такое ощущение... Пета, как будто ты действительно моя жена. — Его голос изменился до неузнаваемости. — Моя жена.
Ее улыбка исчезла.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы дали клятвы.
— Нет, — тень страха промелькнула на ее лице, — мы давали их не по-настоящему.
